Леонид Почивалов - Сезон тропических дождей

Потом он позвонил в представительство компании «Меркурий» и, постаравшись говорить спокойно, сообщил дежурному менеджеру, что советское посольство просит компанию дать подробные письменные разъяснения по поводу гибели самолета, на котором следовал в Ратаул гражданин СССР, а также незамедлительно начать оформление страхового возмещения родственникам погибшего. И в завершение потребовал зарезервировать на вечерний самолет их компании место первого класса до Ратаула для него, советского консула, вылетающего туда в связи со случившимся.

Менеджер, с которым он говорил по-английски, в ответ на все требования Антонова лишь покорно повторял: «Да, сэр!», а на последнюю просьбу откликнулся с радостным энтузиазмом: «Да, сэр, компания полностью берет на себя оплату первого класса билета туда и обратно для господина консула, который вылетает в Ратаул по столь печальному поводу».

Завершив этот необходимый для дела разговор, Антонов позвонил домой и, услышав сонный голос Ольги, сказал:

— Приготовь, пожалуйста, мой чемодан. Рубашки, несессер и все нужное. Сегодня в пять вечера я улетаю в Ратаул.

— В Ратаул? — удивилась она. — Туда-то тебе зачем?

— Погиб Камов, — сказал он и положил трубку, не дожидаясь ее реакции.

Времени до отлета оставалось не так уж много, надо было действовать быстро и решительно. Он вызвал к себе Ермека и Малюту. Лучше было бы без Малюты, Антонов его недолюбливал, но обойтись без завхоза в этом случае нельзя.

Они отправились в гостиницу, где жил Камов.

Случай со змеей изрядно напугал администрацию «Тропиканы». Должно быть, пошерстила администрацию отеля и дагосская госбезопасность. Поэтому внезапный визит трех сотрудников советского посольства взбудоражил директора, сонного рыхлого человечка, работавшего здесь с давних времен. Услышав о гибели Камова, он на мгновение окаменел, в ужасе выкатил глаза, и Антонову показалось, что его черная физиономия побелела.

— Поверьте, мосье… мы к этому не… имеем… отношения! — Он выдавливал из себя слова, они будто застревали у него в горле. — Поверьте, мосье… прошу вас!

Хмурый и озабоченный Малюта, неприязненно покосившись на директора, обронил:

— Раз так пугается, значит, рыльце в пушку. Это уж как пить дать. Я его насквозь вижу!

И по-русски приказал директору:

— Хватит болтать! Давай ключи от его номера!

И надо же, тот сразу понял. Дивное дело: Малюта по-французски знал всего пять слов, но повсюду ездил без переводчика — в компании, в ремонтные мастерские, на почту, в муниципалитет и делал там то, что нужно, его везде понимали. Каким образом — можно было только догадываться. То ли мимикой сухонького подвижного личика, то ли энергичными жестами всегда озабоченных делом рук.

Бунгало Камова стояло крайним в ряду гостиничных блоков, примыкало к забору, за которым простирался пустырь. Малюта тотчас это отметил:

— Специально поселили Камова подальше. Легче паскудство сделать.

В бунгало руководство действиями Малюта взял на себя. Он заявил, что с подобными делами уже сталкивался, знает, как положено поступать в таких случаях. Вытащил из черного портфеля, с которым приехал, стопку бумаги, положил на стол, уважительно расправил ладонью лист, лежащий сверху.

— Значит, так… — Взглянул на Ермека: — Ты будешь секретарем комиссии.

Потом обратил директивный взор к Антонову:

— А ты, Андрей Владимирович, членом комиссии.

Председателем, естественно, он назначил себя, что Антонова вполне устраивало. Он пребывал в каком-то странном состоянии, словно все происходящее сейчас не имело никакого отношения ни к Камову, ни к нему. Какой-то частью сознания Антонов вроде бы ощущал беду, но только частью — мысль о гибели друга его ум еще не принял, потому-то он и противился внутренне визиту в отель, нелепой описи имущества, все это казалось преждевременным до тех пор, пока он не слетал в Ратаул и сам лично не убедился в подлинности свершившегося.

В дверь бунгало постучали, и тотчас в комнату робко вошел молодой парнишка с ведром. Поставил ведро на пол, застыл в нерешительности.

— Явление Христа народу! — Малюта строго взглянул на уборщика и широко развел руками. — Ты-то зачем сейчас нужен? Кто тебя-то звал? Нашел тоже время! Видишь — комиссия!

— Уи, уи! — понимающе закивал головой паренек и поспешно ретировался.

— Значит, так… — Малюта прикусил карандаш и обвел взглядом комнату. — Начнем с объектов второстепенной важности, с ванной и туалета.

Он пошел в ванную и стал оттуда выкрикивать сидящему за столом Ермеку:

— Пиши: мыльница и в ней мыло. Мыло бэ у.

— Что значит бэ у? — не понял Ермек.

— Бывшее в употреблении, — разъяснил Малюта, выглянув из ванной. — Такие вещи положено знать.

— Ладно, давай жми дальше! — огрызнулся Ермек.

— Одеколон марки «Шипр». Полпузырька. — И Малюта, высунув руку из-за двери, продемонстрировал членам комиссии флакон с одеколоном: мол, сами извольте убедиться.

Ермек возмутился:

— На кой черт все это нужно? Полпузырька! Что ты мелочишься?

— Пиши! Пиши! — донесся из ванной спокойно-назидательный голос. — Закон требует. Мы по закону.

Несмотря на протесты Ермека, Малюта внес в опись все до последней пустяковины, даже комплект старых шнурков к ботинкам. Каждый записанный предмет клался в большой чемодан, который был найден в шкафу.

Антонов отчужденно сидел в стороне и в операции не участвовал — она ему представлялась кощунственной. Стал он действовать только тогда, когда дело дошло до письменного стола. На столе в бронзовой рамке стоял женский портрет. Так вот она, его Тошка! Он уже видел ее на той фотографии, которая выпала из паспорта Камова на границе, но тогда фотографию не рассматривал. Не красавица, но лицо милое — в нем и мягкость, и тишина души, и цельность натуры, и покорность перед обстоятельствами жизни. Чем-то на Катю похожа, подумал Антонов.

— Пиши! — скомандовал Малюта, подходя к столу. — Бронзовая рамка старинной работы с вставленной в нее фотографией неизвестной женщины…

Антонов вдруг почувствовал, что освобождается от недавнего расслабляющего оцепенения. Подошел к Малюте:

— Ну-ка дай мне это. И в опись не включай.

Рамку с фотографией положил в карман пиджака под недоуменным взглядом Малюты.

— И вообще в личных бумагах Камова я разберусь сам.

— Как так? — обиженно выпятил губу Малюта.

— А вот так!

Антонов выдвинул ящик письменного стола. В нем стопкой были сложены конверты с письмами, которые приходили на имя Камова. Антонов их тоже сунул в карман пиджака.

Малюта в бессилии опустил свои жаждущие деятельности руки:

— Как же так, Андрей Владимирович? Непорядочек получается. Не положено! В опись следует включать все. Прямая наследница Камова его законная супруга. Она должна получить все до последней бумажки. По списку. Такой, извини, Андрей Владимирович, порядочек. Особенно за границей — ух, как строго!