Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...
- Название:Проходчики. Всем смертям назло...
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1983
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло... краткое содержание
В. Титов, сам работавший в те годы на шахте, показал наших современников, людей труда, их волнуют житейские и производственные вопросы. Становлению характеров молодых шахтеров помогают опытные рабочие.
«Всем смертям назло» — известная читателям книга, в значительной степени является автобиографической. Она продолжает тему романа «Проходчики» и рассказывает о судьбе шахтера, который, предотвратив катастрофу на шахте, остался живым, потеряв две руки. О его мужестве, большой любви к людям и отношении к нему людей рассказывается в ней.
Проходчики. Всем смертям назло... - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Я верил во все происходящее и не верил, угадывал своих героев и не угадывал, всем существом проваливался в иную жизнь и вновь возвращался к действительности, в этот переполненный зал, но со сцены и сном, и явью накатывались воспоминания, уводили в иной мир, и другое время обжигало мозг болью. Порой хотелось крикнуть актерам: «Стойте! Вы не так живете!» Но уже в следующую минуту я соглашался с ними и вновь уходил в ту жизнь, уже не в силах ни протестовать, ни соглашаться. Жизнь то скручивалась в тугую спираль, то резко раскручивалась, бросая то в сон, то в явь. Проревела сирена «скорой помощи», и с уст Тани Петровой уже сорвалось страшно, как в предсмертном крике, имя любимого, замигала и чуть было не погасла шахтерская лампочка, захлопали белые двери палат, и Сережка Петров беспокойно заметался в наркозном бреду. Рита сжимала мне колено и побелевшими губами шептала что-то на ухо Татьянке. Дочь никак не могла понять происходящего на сцене и осторожно допытывалась у мамы, дескать, про папу все это или про другого дядю. Кто-то из зрителей обернулся и шикнул на них: «Не мешайте!»
Петровы остались на сцене одни. Узкий луч света отчетливо высветил бледное, осунувшееся лицо.
С е р г е й. Маме всего писать не надо. У нее больное сердце. Вот и кончилось наше счастье… Ты не приходи ко мне, Таня. Так будет лучше. Для нас обоих. Уйди от меня. Я прошу тебя, уйди!
Она сделала три шага к рампе, остановилась, лицо ее искривилось, как от невыносимой боли, и все тело само, будто против воли, рванулось к Сергею, лежащему на больничной койке, и рыдания, вырвавшиеся из глубины души, стегнули по замершему залу.
Т а н я. Я не уйду от тебя! Что хочешь делай со мной, не уйду. Мне жизнь без тебя не нужна.
Я повернул голову и посмотрел влево. Закрывшись обеими руками, плакала мама. Отец побелевшими пальцами сжимал подлокотник кресла и не отрываясь смотрел на сцену. Я встал и, согнувшись, пошел к выходу.
В фойе Миленко чиркнул спичкой, подал мне папиросу, сказал:
— Звон-то выдает… Вот выдает. Не-е-е-е… Все правильно! И ребята из бригады обкатаются. А тишина-то какая стоит! Во, пригвоздили так пригвоздили!
В углу, против нас, уткнувшись лицом в стену, плакала девушка. Ее голубое мини-платьице подпрыгивало в такт вздрагивающим плечам, обнажая тонкие, худые ноги и розовые подтяжки к чулкам. Константин Данилович сделал движение, чтобы подойти к ней, я остановил его.
— Пусть плачет.
Через минуту девушка успокоилась и, вытирая черные слезы с длинных накрашенных ресниц, пошла в зал.
— Пусть плачет. Может быть, ей надо поплакать. Просто необходимо, чтобы освободиться и начать чувствовать свое «я». Пусть плачет…
— Не-е-е-е… все правильно… Тут половина зала — школьники. Надо сказать им пару слов.
— Я не буду… Все, что я хотел бы сказать, уже сказали за меня Сергей и Таня. Нет, и не уговаривайте. С меня достаточно.
Мы вернулись в зал, когда на сцене умирал Егорыч. Лицо у Корсакова было бледным, голос срывался, рука с запиской дрожала. «А я думал, что хоть руки мои…» — «Это невозможно, совершенно невозможно!» — шагнул к нему Кузнецов. «Сейчас он умрет», — подумал я и весь сжался, будто ожидая, а вдруг произойдет чудо и Егорыч останется жив. Но Егорыч умер, и Звон упал на колени, ткнулся ему в грудь лицом и зашелся в безысходном тоскливом крике.
— Пап, можно, я к тебе на колени? — шепнула на ухо Татьянка, и не успел я согласиться, как она юркнула с колен Риты ко мне, обвив руками шею.
— Ты не ходи больше в больницу. Ладно, пап?
— Хорошо.
Потом вновь тревожно и гулко плескался по притихшему залу Первый концерт Рахманинова, гасла и разгоралась шахтерская лампочка, и в конце спектакля была тревожная, пугающая тишина.
Мы сидели опустив головы, недоуменно замерев, стояли на сцене все участники премьеры, а зрительный зал молчал. Потом кто-то со сцены или из-за кулис неестественно высоким голосом разорвал тишину:
— Авторов!
Мы шли на сцену через сплошной рев зрительного зала. Миленко что-то говорил на ходу, поворачиваясь то ко мне, то к Рите, но расслышать его слова было невозможно, и мы только глупо улыбались и согласно кивали головами. В ослепительных лучах рампы на шею мне бросилась Светлана Лисовская (Таня), по ее щекам катились смешанные с гримом слезы, и она бестолково и счастливо улыбалась и шептала:
— Спасибо, спасибо…
Звон развязывал связанные за спиной руки, но у него не получалось, он кривился в гримасах, нервничал и пытался улыбаться. Наконец развязал, шагнул ко мне, протянул руки, потом опять боязливо спрятал их за спину и горячим потным лбом уткнулся мне в щеку. Рита, смеясь, плакала и растирала по правой щеке чей-то рыжий грим. Наши только что накануне купленные костюмы были густо разрисованы разноцветным гримом. Занавес закрывали, актеры поздравляли друг друга, но под несмолкаемые аплодисменты он снова открывался, мы спешно поворачивались лицом к зрителям и почтительно кланялись. Потом занавес открыли и уже не стали закрывать. В зале опять повисла гнетущая тишина.
— Надо говорить, — шепнул мне Миленко и слегка подтолкнул в спину.
Я сделал два шага вперед и остановился. Все слова, которые готовил, ушли. Я стоял и молчал. Вдруг вспомнился плач девушки и торопливые слова дочери; руки матери, закрывшие лицо, и дрожащие, как нерв, пальцы Риты, вцепившиеся в колено, и зеленые квадраты ржи, лежащие на пути в родную деревню, и широкие бескрайние луга в желто-белом пламени ромашек — и все то вновь прошло передо мной и всколыхнуло сердце, родились слова искренней благодарности.
— Дорогие друзья! Дорогие мои земляки! Как человек и как начинающий писатель я счастлив оттого, что герои моей повести впервые обрели плоть и кровь на подмостках этой сцены, на земле, где я родился. Перед вами прошла небольшая страничка из жизни вашего современника. И если каждый из вас, соразмерив свою жизнь с только что виденной, станет еще добрее в отношениях друг с другом, еще тверже и мужественнее в преодолении своих невзгод, еще настойчивее в достижении поставленной цели, все мы, кто в поте лица и напряжении трудился над созданием этого спектакля, будем считать, что не зря ходим по нашей прекрасной земле и не даром едим свой хлеб…
«Дорогая семья Титовых!
Надеюсь, что вы не рассердитесь на меня за такое обращение. В газете «Остзее цайтунг» было написано о вашей семье. Я нахожусь под сильным впечатлением от прочитанного. Вы, наверное, будете удивлены, получив из такой дали письмо. Наша семья примерно такого же возраста, как и ваша. У нас есть пятилетняя дочь Хайди. Мой муж член сельскохозяйственного производственного кооператива, тракторист, а я — продавщица продовольственных товаров.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: