Владислав Титов - Проходчики. Всем смертям назло...

Какие вы все-таки хорошие люди! Как мы радовались вашему выздоровлению и тому, что рядом с вами в трудную минуту ваша жена. Мы еще очень молоды, чтобы хорошо разбираться во всех вопросах жизни, однако каждая из нас может столкнуться с трудностями, и тогда мы возьмем в пример вашу большую и прекрасную любовь.

Милая Маргарита Петровна! Мы хотим сказать вам большое спасибо за ваше мужество и терпение. Какое бы горе ни приключилось с нами, нам будет легче, потому что мы будем помнить вас.

Дорогие наши люди! Мы желаем вам огромнейшего счастья. Мы хотели бы, чтобы каждый человек научился быть таким, как вы. Ждем новых произведений Владислава Андреевича!

«Дорогой товарищ Титов!

Только что прочла вашу повесть и весь вечер была под впечатлением открытой людям истины о мужестве и героизме одного обыкновенного советского парня. Вы много выстрадали, потеряли руки — это страшно тяжелая утрата, но в борьбе за действенную, приносящую пользу людям жизнь вы приобрели огромное уважение людей. Ваш Сережа не вызывает чувства жалости. Волевой, сильный духом, мужественный человек, преодолевающий физические и нравственные страдания, он вызывает чувство восхищения, желание найти в себе самой силы для преодоления своих душевных, физических, семейных разладов.

Примите и вы, Рита, мой низкий поклон за вашу огромную, чистую, преданную любовь, которая помогла вашему мужу выстоять. Видимо, такими, как вы, были жены декабристов, помогавшие своим мужьям в условиях ссылки оставаться верными своим прекрасным идеалам. Пишите и дальше. Пишите много, много. Пусть творческая удача сопутствует вам. Желаю вам крепкого здоровья и неувядающей душевной молодости.

«Уважаемый товарищ Титов!

Это письмо пишут вам из г. Караганды, 1-й городской клинической больницы, в которой функционирует спинальное отделение, где лечатся больные с повреждением спинного мозга. Люди, которые самостоятельно не могут передвигаться. Врачебный персонал и общественность больницы принимают ряд мер к профессиональному обучению больных отдельным ремеслам. Проводим воспитательную работу, чтобы наши больные нашли свое место в жизни, приносили пользу обществу.

Мы просим вас, как писателя, выполнить общественный долг. С вами считаются, к вам прислушиваются, и это дает вам моральное право с широкой трибуны советской печати обратить внимание общественности на необходимость соответствующим органам заняться вопросами обеспечения инвалидов приспособлениями для труда. Органы социального обеспечения данному вопросу не уделяют должного внимания. От всего сердца приглашаем к нам в гости, в Караганду. Побеседуйте с больными, это воодушевит их в тяжелых буднях жизни.

«Не знаю, как начать, как обратиться к вам, наш дорогой человек, чтобы выразить то обилие чувств, которое вызвала повесть. Я пишу одна, но почему-то уверена, что со мной согласятся многие. Последние страницы, и… слезы радости застилают глаза, слезы гордости за людей, живущих рядом с нами. Что мы знаем о них? Чем заплатить, какой ценой за то, что они делают для нас, иногда даже рискуя жизнью. Что такое подвиг? Есть ли любовь? В чем смысл жизни? Какое оно, солнце? Кого не волнуют эти вопросы в юности! И вы, вы смогли донести их содержание, раскрыть во всей глубине, тронуть, на мой взгляд, самые черствые души.

Замечательная жизнь замечательных людей! Разве это не образец обыкновенной и такой красивой жизни, искренности чувств, благородства души, чистоты отношений?

Читаю и плачу. Ощущаю боль Сережи и переживания Тани. Вы знаете, я завидую вам. Нарадуюсь вместе с вами. Вы нужны нам, понимаете, нужны нам, молодому поколению, как друг, как современник. Спасибо вам.

Рита дрожащими руками распечатывала одно письмо за другим и клала их передо мной на стол.

— Читай вслух, — попросила она.

— Не могу. Ты читай.

Она смотрела на меня испуганными глазами и отрицательно качала головой.

— Сперва ты, я потом…

Перечитав письма, я оделся и вышел на улицу. Ярко светило солнце, в голубой бездонной вышине беспорядочной кучей летели грачи. На дереве в соседнем дворе ворковал скворец, и звуки были какими-то мягкими, теплыми, будто рождались приближающейся весной и ласковым теплым солнышком. «Неужели получилась повесть? Боже мой! Неужели получилась? Неужели нравится людям?» В голове все путалось и мешалось. Я куда-то шел или почти бежал, пересекал улицы, сворачивал в переулки, порой хотелось, чтобы меня все видели, потом пугался этого и вновь сворачивал в безлюдный переулок. В центре города меня остановил Витька. Вернее, я сам увидел его и побежал к нему.

— Витя, ты знаешь, я письма получил!

— Какие-нибудь неприятности?

— Ты знаешь, они все хвалят.

— Ну-у-у, старик, ты напугал меня! У тебя такой вид, будто за тобой банда гонится!

— Нет, Витька, я правду говорю. Им всем нравится. Они уже писателем меня называют.

Он рассмеялся и похлопал меня по плечу.

— Как Рита с Татьяной?..

— Читают.

— Что читают?

— Ну, письма. Их же шесть штук!

— Вечером забегу. Прости, старик, спешу в клинику. — Он отошел, остановился метрах в пяти, повернулся ко мне, поднял вверх сжатый кулак: — То ли еще будет, старина!

По дороге домой я вспомнил другое письмо. Было это три года назад. Стояла мокрая, затяжная осень. День и ночь шли дожди. В комнате стоял полумрак, а на душе было тоскливо и неспокойно. Уже прошло три месяца, как отослал рукописью одно из московских издательств, а оттуда ни слуху ни духу.

(Надеюсь, что меня поймет и простит читатель за то, что не называю издательства. Делаю это не потому, что чего-то боюсь или опасаюсь. Нет! Ведь тот ответ, который я получил, писал один человек, писал совершенно незнакомому автору. Я не оправдываю того человека. Но ведь издательство — это огромный и сложный организм, И… ну, честное слово, просто не поворачивается язык назвать известный всей стране коллектив в такой связи.)

Почтальон, еще издали завидев меня, опускала голову и молча проскальзывала мимо. Я понимал: ей было жалко меня. Хрупкая черноглазая Зойка, не поступившая в педагогический в этом году, наверное, догадывалась, что я жду не просто вести откуда-то, но и связываю с этим очень многое в своей жизни, решаю вопрос — быть или не быть. Так оно и было. Зойка не ошиблась.

В тот день она прибежала к нам рано утром. Без обычной почтовой сумки, с одной бандеролью в руках. Глаза ее радостно горели, и вся она светилась, будто только вот сейчас, после долгой разлуки встретила самого дорогого, любимого человека или по крайней мере ждет верной встречи с ним.