Юрий Петухов - Влюбленные

«Каким-то он будет в будущем году?»

По утреннему морозцу, когда почва схватывалась корочкой и можно было идти напрямки, Костя далеко уходил в поля, на самые окраины хозяйства; осматривал пустоши, кружился на склонах, обращенных к полуденному солнцу, трогал землю, прикидывал, что и где лучше сеять. Перламутрово-белый ледок в яминках, из которых вода ушла вглубь, к корням, похрустывал под сапогами, звонко крошился, стерня серебрилась инеем и шуршала.

Он останавливался и подолгу смотрел на озимь — смерзшуюся, седую. Думал:

«Сколько еще страхов в нашем крестьянском деле! Вовремя посеять — это, пожалуй, единственное, в чем ты по-настоящему властен. А дальше?.. Засуха — не жди хороших всходов. Выпадут осадки сверх меры — размоет пашню ручьями. Ударят морозы без снега — опять беда: истрескается почва и нарушатся корни. Затянется бабье лето — разведется в теплой земле червь и поест все…»

Иногда ему думалось, что если бы в древнейшие времена в первую очередь развивалось производство не сельскохозяйственное, а промышленное, где все под крышей, не зависит от ветров и гроз, то люди, наверное, и не выдумали бы бога.

Осенние поля всегда унылы и будят в голове много разных мыслей. Все живое, чем украшает себя земля, — густые травы, хлеба, медвяный клевер, голубой колокольчатый лен — срезано, повыдергано, увезено, и она, ограбленная, тоскливо съежившаяся под коркой льда, кажется мертвой, уже неспособной к чуду. Но что-то происходит в ее толще, где-то копятся тайные силы, — и она, отдохнув, сладко выспавшись под пуховыми одеялами зимы, снова брызнет радугой разнотравья, накормит и оденет! Но и человеку в этом ее извечном стремлении к щедрости нельзя оставлять землю одну.

«Много удобрений и торфа потребуется! Много! Окислились земли, поросли тощим хвощом. Известковать придется. Хорошо бы навозу побольше! Да где его взять, если солома идет не на подстилку, а в корм?..»

Уходил с ним в поля и Геннадий — не стало Артема Кузьмича, и они все больше тянулись друг к другу. Потом как-то захватил с собой Зою Викторовну — учительницу-химичку. И вот уже третий месяц в наскоро оборудованной лаборатории — заняли пустующую избу — Костя при содействии Зои Викторовны делает анализы почв. Им помогают ученики-старшеклассники: Аня Швецова, Игорь Ануфриев, внук Гурьяна Антиповича, в четырнадцать лет научившийся водить трактор, и Геля Яранцева — четвертая из сестер. Дело трудоемкое, нужны сотни анализов, и число помощников все увеличивается. Сначала Костя хотел всю работу возложить на районную агрохимлабораторию, но побывал там, посмотрел, какими темпами это делается, и отказался от такой мысли.

Топится в просторной избе подтопок — отремонтировали своими силами, и по вечерам, вернувшись из рейдов за образцами, парни и девушки обогреваются возле огня. Огонь — это маленькое солнце, к которому можно протянуть иззябшие, нахлестанные ветром руки. С ближайших полей образцы уже взяты, и помощники, вооружившись рюкзаками и лопатами-бурами, уходят и уезжают теперь на дальние участки. Надо успеть до морозов, пока земля не окаменела.

«Как быстро выросли!» — думает Костя, присматриваясь к парням и девушкам. В тот год, когда он заканчивал среднюю школу, они учились в первых-вторых классах, и вот уже взрослые.

«Как же дальше они будут жить? Неужели тоже разъедутся?.. Мало молодежи в селе. Мало! И прав был Артем Кузьмич, когда высказывал свою обиду».

Из последнего выпуска в селе остались только двое: Вера Шерстнева да Виталий Быстров. И то лишь потому, что не прошли по конкурсу в политехнический. Со многими из них Костя беседовал, пытался увлечь работой в колхозе, но все напрасно: ребята мечтали о новостройках, охотно ехали на целину, готовы были поступить в любое ремесленное училище, только бы не оставаться в селе. И Косте стало ясно:

«Нет, когда у них решение уже созрело, уговаривать поздно. Надо раньше находить к их сердцам ключ…»

Однажды он встретил на улице директора школы и заговорил с ним:

— Аркадий Зотыч, не пора ли вам расширить ваши плантации?

— Плантации? Какие плантации? — пробормотал директор, и тоненькие брови-кисточки удивленно приподнялись на его лице.

— Да школьный участок. Десять грядочек моркови, десять грядочек репки — ведь все это было еще десять лет назад!

— А-а… вас, я вижу, тоже распирает дух экспериментаторства? — Аркадий Зотыч хитро сощурил глаза. — Не хватает рабочей силы, и вы хотите школу превратить в одну из колхозных бригад?

— Я хочу, чтобы молодежь оставалась в селе.

— Ну и пожалуйста! Разве я против?.. Вот будет выпускной вечер — приходите. Предоставим слово. Бывшему нашему ученику, а ныне…

— И вы считаете, это подействует?

— Ну… все будет зависеть от вашего красноречия.

— Да никакое красноречие не поможет! Надо, чтоб ребята сердцем к делу прилипли! Если и уедут, так чтоб вспоминали, тянулись назад… Аркадий Зотыч, сейчас я вам открою все свои карты. В колхозе тысяча двести человек трудоспособных. Из них больше половины — старики. Пройдет шесть-семь лет, и мы встанем перед проблемой из проблем. Некому будет работать! Не спасет и механизация. Ведь новая техника легче всего дается молодым, а вот их-то у нас и не будет!..

Аркадий Зотыч вскинул голову.

— Не нам эту проблему решать. Правительство, я уверен, достаточно осведомлено, и в ближайшее время положение на селе изменится.

— Само собой?

— Ну, не само собой, конечно…

Костя с укором смотрел на Аркадия Зотыча.

— Сколько же вы думаете выделить нам земли? — спросил тот.

— Гектаров сорок.

— Сорок? — брови-кисточки на лице директора приняли почти вертикальное положение.

— Для начала.

— Да вы что! Вы что!.. Вместо того чтобы учить детей, давать им разностороннее образование, мы будем…

— Одно другому не помешает, Аркадий Зотыч! Я по себе знаю, как тоскливо на уроках, когда начинается весна. Хочется в поле!

— Вы и удирали.

— Что было, то было. Аркадий Зотыч…

— Нет, нет и нет! — категорически заявил директор. — Вы не можете сказать, что школа не помогает колхозу! Весь сентябрь мы работаем в поле! Безвылазно! Роем картошку, скирдуем…

— Но это для ребят вроде принуждения! А когда у них будет свой участок, где они от начала до конца все станут делать своими руками, то это же совсем другое дело! Я берусь лично руководить их работами.

Аркадий Зотыч был непреклонен. Его вызывали в партком, рассказывали, что в других сельских школах подобное уже практикуется. Все напрасно.

«Какой неповоротливый человек! Словно из чугуна», — и Костя с нежностью думал о молоденькой учительнице, которую даже не пришлось уговаривать, стоило только объяснить, как это нужно для хозяйства.