Василий Сологуб - Сотвори себя

После занятий Люда как вихрь ворвалась к брату в комнату:

— Ты жив, курилка? Принесла пирожки с капустой. Бери. Горячие.

— Спасибо. Я не голоден. Женя ведь не забывает меня. А впрочем, давай один.

— Тебе получше?

— Заживает все как на собаке.

— Меня не покидает ощущение, что их кто-то подослал.

— Тополенко и Ковшов прощупывают Костю, чем он дышит. Не кажется ли тебе, что у него рыльце в пушку? Уж очень он в последнее время покладист.

— В институте идет всякая возня… Я боюсь за тебя, Петя. Винницкий бросается фразами: «Крица вечер сорвал… Крица предателей за уши вытягивает на свет божий… Крица — смутьян, подбивает студентов ва раздоры, беспорядки…»

— Испугалась Винницкого?

— Дураку закон не писан…

— Люда, пока там суды да пересуды, кое-что обмозговать надо бы. — И Петр изложил сестре свой план в деталях. Затем посмотрел ей в глаза и строго сказал: — Условие жесткое. Сможешь, берись, не согласна — насиловать твою волю не стану.

Люда съежилась как от холода:

— Страшно… Я больше всего опасаюсь Майи Черненко. Она меня съест. И так уже надулась, потому что Роберт учит вождению меня одну. Говорит, она бездарная, как валенок…

— Ветер в голове у этого Роберта.

— Влюбчив и пижон. Мое внимание его только раззадорит, ни больше ни меньше. Трагедий не будет. Так что попытаюсь твое задание выполнить! Если надо, значит, надо. Но как все это воспримет Виталий? Мы ведь дружим с ним…

— Я ему все объясню. И Тополенко скажу. А Косте — ни слова. Не верю я ему!

— Кстати, у нас на следующей неделе танцы. Роберт, как всегда, будет здесь.

— Прошу тебя, Людочка, будь умницей. Играй, но не переигрывай…

У Майи сегодня прекрасное настроение. Голову безжалостно стягивают бигуди. На лице маска из яичного желтка. В длинном пестром халате она бежит по коридору, напевая себе под нос песенку, осторожно держа старательно выутюженное платье. Независимая, самоуверенная, она ворвалась в свою тринадцатую.

В комнате возле большого зеркала, неизвестно когда и кем выщербленного, прибитого к стене на уровне коечных спинок, стоят две первокурсницы — вертлявые, звонкоголосые синички.

Люда Крица примеряет платье, тоже собирается на танцы. Сияют глаза, сияют, кажется, и ямочки на щеках.

У Майи высокая модная прическа, броское платье, яркая косметика. Она знала, что здесь, в общежитии, вряд ли кто из девчат может за ней угнаться по части моды и количеству поклонников, всегда окружающих ее на вечерах. Она с головы до ног осмотрела Люду, свою соперницу. Ах, как она ее ненавидит! Ненавидит за то, что заворожили Роберта ее огромные цыганские глаза да длинные черные, как ночь, косы.

Вот и сейчас ждала, для него хотела быть красивой, а он, Роберт как неживой передвигает ноги в такт музыке и безразлично смотрит куда-то поверх ее головы.

И вдруг куда девались сонливость, апатия. Взгляд оживился. Он кого-то увидел, заулыбался, остановился посреди круга, замахал рукой.

Майя повернула голову. Ну конечно, это она в стайке первокурсниц звонко смеется, готовая тут же отдаться движению танца.

Оттолкнув от себя Роберта, Майя, не владея больше собой, бросилась вон с площадки, в темень рощи. Только бы никто не увидел ее предательских слез, размазавших черную краску по щекам.

А Роберт, забыв о Майе, легко и плавно вел в танце такую непохожую на всех, милую «цыганочку»…

Роберт ни на минуту не отпускал от себя Люду. А потом захватывающая скорость машины. Петляли где-то по темным дорогам, пока не очутились перед его домом.

— Может, зайдем?

— Неудобно. Уже поздно. Хотя очень хочется пить.

— Вот дела. Отца нет, только домработница. На часок! А?

Роберт, усадив Люду в мягкое кресло, открыл бутылку минеральной, заварил кофе. Затем водил ее по комнатам. Открыл и отцовский кабинет, служивший одновременно и библиотекой.

— Я очень люблю копаться в книгах.

— Да вот их сколько хочешь!

— Уже поздний час. Если разрешишь, завтра… Я буду тебе очень благодарна…

— Эти все книги ты можешь взять и в городской библиотеке, — показал он на стеллажи. — А в том шкафу редкостные, уникальные издания.

Люда что-то тараторила, смеялась, а сама себе места не находила: «Господи, это с моей стороны подло. Парень ко мне с открытым сердцем, а я с черными намерениями. Кривлю душой. Нет, я так больше не могу! Скажу Петру, что не способна на такие дела».

— Отвези меня домой, пожалуйста…

Ошалело летел «Москвич».

— Не гони. Успеем.

— Переключить на черепашью скорость?

— Терпеть не могу крайностей.

— Тогда я выбираю золотую середину. Шестьдесят километров в час… Годится, красавица?

Роберт, как никогда, был послушным и податливым.

Люда молчала, теребила сумочку.

— Роберт, наш договор о редких книгах остается в силе?

— Слово джентльмена!

— А если внезапно нагрянет отец?

— Вообще-то он никого не приводит к себе в кабинет. Мне он, конечно, доверяет. Да, собственно, отец вернется не скоро. Из Киева так быстро не вырваться. То друзья, то театры, то…

— Что «то»?

— То юные девы…

— Что ты мелешь? — возмутилась Люда. — У него же ты, взрослый сын…

— Одно другому не мешает. О, у меня отец еще дай бог! Иногда едва ли не цапаемся из-за машины. У меня дело выгорает, а у него прогорает… Но я, покладистый, всегда уступаю.

Холодная волна девичьего презрения окатила Роберта:

— Немедленно останови! Я выйду из машины…

— Да я пошутил, недотрога! Через десять минут мы будем дома. Отчего ты нервничаешь? Скажи, что случилось?

— Все хорошо! У меня настроение в три солнца. Знаешь, кто так говорит?

— Майя…

— Она страдает, а ты не обращаешь на нее внимания.

— От любви не умирают, — сказал он безразлично. — Ну, вот мы и приехали, — резко затормозил машину.

Зашли в дом. Роберт громко окликнул домработницу, та не отозвалась.

— Ну и расчудесно, что одни! — широко раскрыл перед Людой дверь кабинета. — Милости просим! Будь как дома.

— Но ни на минуту не забывай, что ты в гостях? — засмеялась девушка.

— Ты, надеюсь, мою широкую натуру знаешь… К твоим услугам книги. Располагайся поудобнее, а я смотаюсь в гастроном. Здесь рядышком, через дорогу.

— Не надо никаких угощений!

— Айн момент! — Юный хозяин погрозил ей указательным пальцем и удалился.

Люда осталась в квартире одна. Стояла в нерешительности посреди просторного кабинета. Вокруг нее громоздились высокие неуклюжие стеллажи с туго набитыми новыми, словно сегодня из типографии, книгами. Похоже было на то, что их никто и никогда не читает… Обиженные книги. Они, вероятно, служат для интерьера, для украшения. А возможно, хозяева просто содержат библиотеку в отличном состоянии.