Юрий Пиляр - Такой случай

Ученый секретарь монотонным голосом, не останавливаясь на точках и запятых, зачитал краткие сведения о моей жизни. Это была биография, похожая, вероятно, в главных чертах на биографии тысяч моих сверстников: школа, комсомол, институт…

Председательствующий спросил:

— Есть ли вопросы к соискателю?

Зал безмолвствовал.

— Предоставляю вступительное слово диссертанту Алексею Михайловичу Скворцову.

Я встал, твердыми, негнущимися ногами прошел к кафедре, положил свою тетрадь на трибуну и, отчаянно борясь с волнением, проговорил традиционное:

— Уважаемые члены ученого совета.

Чуточку послушав, повернулся к публике и увереннее добавил:

— Товарищи!

Тут же овладев собой, я громко и, кажется, довольно отчетливо изложил цели и задачи исследования, структуру диссертации, краткое ее содержание по главам, на спорных вопросах не останавливался: чувствовал, что будет борьба, и не хотел первым раскрывать своих карт.

Зал выслушал меня внимательно, но безучастно. Когда я вернулся на место, председательствующий объявил, что слово имеет научный руководитель диссертанта.

Иван Александрович поднялся на трибуну и бодрым оживленным голосом произнес речь, из которой явствовало, что работа моя интересна, местами значительна по мысли и что я, безусловно, заслуживаю того, чтобы мне присвоили степень кандидата наук. Он тоже ни словом не обмолвился о спорных вопросах, очевидно, из тех же тактических соображений, какие были и у меня. Ничего не сказал он и о моем физическом недостатке, за что я был ему от души благодарен.

Когда Гудков покинул кафедру, в зале обозначилось легкое движение, потом снова все стихло. Председательствующий сказал, что слово предоставляется первому официальному оппоненту. Это был профессор Николай Николаевич.

С Николаем Николаевичем я не виделся почти пять лет, с той поры как он заявил мне в своем кабинете, что переоценивал мои способности. Мне рассказывали, что у него большая семья: молодая жена и взрослые дети от первого брака, в семье постоянные раздоры между старшей дочерью, студенткой, и молодой мачехой, любительницей хорошо пожить. Стремясь умилостивить обе стороны, профессор Николай Николаевич много работал — писал статьи, редактировал, давал через городское лекционное бюро платные консультации. Сейчас он претендовал на освободившееся в юридическом институте место заместителя директора по научной части.

Как диссертант, я, вероятно, мог бы возражать против назначения Николая Николаевича моим оппонентом — и у меня были на то известные всем основания, — но самолюбие, а главное, уверенность в своей работе не позволили мне этого сделать. За неделю до защиты меня познакомили с его отзывом на диссертацию. Отзыв был хорошим, хотя и не без указаний на недостатки, которые, как значилось в рецензии, «…могут быть легко устранены в ходе доработки».

Услышав знакомый сухой резковатый голос, я вновь ощутил себя на минуту студентом и мысленно сжался. Профессор Николай Николаевич говорил неторопливо, точно, ясно и почти слово в слово с тем, что было написано в отзыве. Я начал понемногу распрямлять спину, ожидая, что, упомянув про легко устранимые недостатки, профессор скажет и то, что стояло в конце его отзыва: «Автор заслуживает искомой им степени». Но Николай Николаевич не спешил с выводом, а стал все так же неторопливо, и все более отходя от текста рецензии, развивать свои мысли по поводу недостатков диссертации.

Я беспокойно ерзал на месте. Тревога моя возрастала с каждой минутой, тем более что, как мне сообщила Аня, выглядевшие до сих пор довольно безразличными члены ученого совета вдруг оживились и начали энергично листать автореферат моей диссертации. Особенно взволновался один почтенный ученый. Отыскав какие-то строки в автореферате, он показывал их соседям справа и слева, тыча в страницу пальцем и что-то возбужденно шепча.

Все это происходило в то время, когда Николай Николаевич, высказавшись все-таки за присвоение мне степени, удалился и когда с кафедры говорил уже второй официальный оппонент, мнение которого о диссертации было очень хорошим. Полагая, что все остальное пойдет своим чередом и, несмотря на перешептывания, выступающих больше не будет, я приготовился к заключительному слову, как вдруг рядом с трибуной послышался приглушенный тенорок:

— Позвольте мне.

Аня сказала, что это почтенный муж. Зал притих.

— Обращаю внимание членов ученого совета, — не спеша, тихим вкрадчивым голосом начал он, — на тот раздел диссертации, где соискатель останавливается на вопросах работы местных Советов и, в частности, на его утверждении о том, что наши депутаты на местах из-за существующих каких-то ведомственных барьеров якобы еще не всегда могут достаточно эффективно влиять на развитие хозяйственной и культурной жизни в районах. — Голос почтенного ученого возвысился, он набрал в себя воздуха и, чуть шепелявя, патетически вопросил: — Что есть это? — Сделав паузу, сам себе ответил: — Это есть не что иное, как элементарное непонимание природы социалистической демократии, и что подобная трактовка вопроса суть не научная, а антимарксистская трактовка.

Сказав это, выступавший умолк. Я с горящим лицом перебирал листы своей тетради. Зал взволнованно гудел. Слышалось, как переговариваются и члены ученого совета.

— Не желает ли кто-нибудь еще выступить? — спросил председательствующий голосом, в котором уже не было прежнего спокойствия.

Воцарилась тягостная тишина.

«Как жаль, что Гудков уже выступил и больше не имеет права, — думал я. — Неужели никто не поддержит?»

Для меня настала критическая минута. Все духовные приобретения последнего времени, вера в новых товарищей, свет, который я увидел в борьбе за большую правду наших дней, за высокое дело партии, в кандидаты которой я был недавно принят, — все, казалось, готово было поколебаться. Но прежде чем подумать об отступлении, я решил дать бой. Я весь напрягся, словно перед броском, чтобы встать для последнего слова, как впереди раздался низкий хрипловатый голос заведующего сектором, бывшего фронтовика, депутата областного Совета:

— Разрешите?

Выступление его длилось минут двадцать. Оперируя находившимися в его распоряжении документами, он показал, что у нас, к сожалению, еще не все благополучно как с делом управления промышленностью на местах, так и с работой местных Советов вообще.

— К чести диссертанта, — отрывисто, словно командуя, сказал заведующий, — что он поставил в своей работе эти вопросы. Я думаю, что товарищ Скворцов стоит здесь на правильных и крепких позициях. Что касается выступления предыдущего оратора, то оно, по-моему, должно преисполнить нас решимости покончить раз и навсегда с пагубной практикой наклеивания всяких незаслуженно порочащих человека ярлыков.