Юрий Пиляр - Такой случай

— Спасибо тебе и Алле, но, понимаешь, книгу я должен завершить там, где начал.

— Но ты питаешься как попало, сам стираешь белье.

— Эка невидаль для старого солдата! Нет, Андрюша, спасибо еще раз, я вам очень благодарен, но мне дома лучше. Считай, что мы с твоей матерью живем снова в коммунальной квартире, мы теперь соседи, места много.

— А Маришка?

— А Маришка живет в своем, в вымышленном чуточку мире, и пусть пока (он и себя поймал на слове «пока»), пусть так на здоровье живет до поры до времени. А там видно будет.

— Ну, смотри, отец, — несколько поспешнее, чем следовало бы, сказал Андрей и выключил мотор.

Вчера на теоретическом семинаре разразился «обличительной» речью молодой кандидат наук, парень, вообще, толковый, но с гипертрофированным самомнением. Он попытался противопоставить так называемую экспериментальную социологию нашей юридической науке, которая, по его мнению, совершенно оторвалась от живых социальных процессов, говорил о том, будто умудренные опытом юристы-ученые в своих изысканиях опираются на обветшалые догмы и принципы. С особенной силой он обрушился почему-то на Зою Николаевну, работника по-настоящему творческого (в этом году ей исполнится шестьдесят, а еще двадцать лет назад она казалась мне чуть ли не матерью).

Тогда же на семинаре, а затем и на партбюро я выступил в защиту как нашей науки вообще, назвав ее социальной — по существу — юриспруденцией, так и ведущих в этой области ученых-стариков. Свои недостатки мы знаем, сказал я, равно как знаем и те слабости, которые свойственны ряду последних работ по «экспериментальной» социологии. Их авторы пока смело оперируют лишь эффектными словечками типа «инфраструктура», «вертикально-субординированная интеграция» и т. п., выражающими понятия, которыми диамат, между прочим, никогда не пренебрегая — просто пользовался общедоступными терминами и формулировками. Поэтому, подчеркнул я, борясь за новое, не надо третировать положительное старое, а в плане личного поведения — не забывать общепринятых установлений морали, в частности — вежливости, такта и т. д.

Моя отповедь товарищу, видимо, произвела впечатление и вызвала резонанс за пределами сектора. Сужу по тому, что вездесущий Петр Никодимович, встретясь со мной через час в вестибюле, демонстративно-прочувствованно пожал мне руку.

Интересная африканская пословица: «Не презирай беспомощного детеныша, быть может, это детеныш льва».

Omne ignotum pro magnifico — Все неведомое кажется нам привлекательным (лат.) .

Вечером, перелистывая «Жизнь Клима Самгина», наткнулся на следующие речения Константина Макарова, одного из колоритнейших персонажей повести, врача по специальности:«Уже в мифе о сотворении женщины из ребра мужчины совершенно очевидна ложь, придуманная неискусно и враждебно, — рассуждает Макаров. — Создавая эту ложь, ведь уже знали, что женщина родит мужчину и что она родит его для женщины. Та же вражда скрыта и в мифе об изгнании первых людей из рая неведения по вине женщины. Вражда к женщине началась с того момента, когда мужчина почувствовал, что культура, создаваемая женщиной, — насилие над его инстинктами (ошибка: культура, создававшаяся женщиной, всегда благоприятствовала проявлению у мужчины важнейших инстинктов — продолжения рода и защиты потомства. — Ю. В. ). Оседлую и тем самым культурную жизнь начала женщина. Это она должна была остановиться, оградить себя и своего детеныша от зверей и непогоды. Она открыла съедобные злаки, лекарственные травы, она приручила животных (откуда известно, что только она, а не они вместе — женщина и мужчина? — Ю. В. ). Для полузверя и бродяги самца своего она постепенно являлась существом все более таинственным и мудрым. Изумление и страх перед женщиной сохранились и до нашего времени в табу диких племен. Она устрашала своими знаниями, ведовством и особенно — таинственным актом рождения детеныша… Она была жрицей, создавала законы, культура возникла из матриархата…»

Сплошной панегирик, словом. Но что примечательно: жена Самгина, Варвара, просвещенная женщина, называет Макарова, человека думающего и не бабника, «принципиальным евнухом». Вот после этого и слагай ее сестрам панегирики!

Б е р н а р д Ш о у: «Брак пользуется популярностью, потому что сочетает наибольшее искушение с максимальными возможностями».

Arbitrium liberum — Свободное решение, свобода воли (лат.) .

Неужели Алина Георгиевна могла влюбиться в меня? Как-то не очень укладывается в моем сознании, травмированном известными актами arbitrium liberum Вероники Александровны. Маринка рассказывала, что Алина Георгиевна якобы отказалась поехать с мужем в длительную загранкомандировку, что и послужило причиной их разрыва. На Алину Георгиевну это похоже: есть в ней некая одержимость. Однако не спешу ли я с выводами? Ведь мы всего два раза разговаривали. Всего-навсего. И больше ничего.

Из «Кузины Бетты» Бальзака.

«Любовь, этот безмерный разгул воображения, это мужественное, суровое наслаждение великих душ и низкое наслаждение, что продается на площади, — вот две стороны одного и того же явления. Женщина, удовлетворяющая требованиям этих двух вожделений двоякой природы, такая же редкость среди представительниц своего пола, как великий полководец, великий писатель, великий изобретатель среди своего народа».

Вероникина мать незадолго до своей смерти сказала: «Ника, береги себя, Юра тебя обеспечит, он далеко пойдет, а ты первым делом блюди себя, свою красоту — дар природы». Мне кажется теперь, что Вероника Александровна (сознательно или бессознательно — это уже другой вопрос) почти всю нашу совместную жизнь следовала этому сомнительному завету.

Сегодня утром в порядке подготовки к обмену партдокументов в райкоме партии была проведена проверка анкетных данных у коммунистов нашего сектора и состоялось персональное собеседование с членами бюро райкома. Со мной разговаривал пожилой человек, с виду рабочий или пенсионер из рабочих; знакомясь, он назвал себя по имени-отчеству: «Яков Алексеевич». Приятно поразила его абсолютная раскованность, я бы даже рискнул сказать — абсолютная свобода в высказываниях по самым актуальным проблемам нашей общественной жизни. Возникло ощущение, что в райкоме партии он не просто свой, а все, чем занимается райком, это кровное, непосредственно касающееся его дело.

Сразу после райкома поехал в Кузьминки проведать заболевшего Бронислава. Со мной был портфель с документами (паспорт, военный билет, дипломы), которые брал в райком для удостоверения личности и подтверждения фактов своей биографии. Сидя в машине, опять с горечью думал об Андрее и о том, что я, наверно, похож на одного из тех докторов — медиков, которые не решаются (и не умеют) лечить себя и близких родных и поэтому должны прибегать к услугам своих коллег… Растравил себя этими мыслями до того, что забыл портфель в такси. Еще порядком поволновался. Но все обошлось: шофер привез.