Николай Рыжих - Избранное

Павел Михайлович знаменит на всю Камчатку рыбацкую. Районы лова: грунты, течения, рыбий корм, температуру воды и ее соленость — он изучил как свои собственные карманы: он точно знает, где, когда и какая кочует рыба. У него есть карта — кто из рыбаков не мечтает хоть одним глазом глянуть на эту карту! — которую он носит в специальном пылеводонепроницаемом грудном — во всю полу — кармане. На этой карте красной тушью вычерчены все курсы, отмечено время поворотов и скорость ходов, моменты выкидывания буя при заметах и даже углы поворота руля на циркуляциях. Все это с учетом течений и ветров, времени года, числа, месяца и часа суток. Проконтролировано пеленгами и застраховано глубинами. Своеобразная докторская диссертация — во какая карта!

В эту карту даже собственный старпом не имеет права глянуть. Где находятся знаменитые пивенские «огороды», тайна, братцы мои, покрытая мраком.

Как-то один из любопытных капитанов захотел узнать, где Пивень берет рыбу. Он подкараулил, когда Павел Михайлович снялся на лов, и пошел за ним. Пивень водил, водил его, водил… наконец пошел на замет. Любопытный капитан запеленговал место и тоже пошел в замет… и вытащил одни ваера, снюрневод остался в скалах на грунте. Сам же Павел Михайлович бросал один буй, без невода и ваеров.

Так вот, Володя Сигай учился у Кима. Кроме того что он, как это и всегда бывает, во всем превзошел своего учителя, но и еще… Сынок, рыбачивший с ним, рассказывал:

— Как только найдет рыбу, на весь эфир: «Парни, сюда, есть рыбка! Где там Григорьевич? Давай сюда».

— Так это ж Сигай, — скажет кто-нибудь из слушателей.

— А ищет как, — продолжал Сынок, — ну сутками висит на эхолоте, уже валится от усталости, а не уходит из рубки. Подойдешь к нему: «Володя, иди вздремни, я поищу». А он: «Еще чуток, кажется, есть что-то». В прошлом году весь флот и таскал за собой… если бы не он…

— Так это ж Сигай.

А вот самый-самый, что ни есть самый необыкновенный, — кроме Коли Семенова, но тот работает на океанских сейнерах, — капитан на всей Камчатке. И сейнер-то у него: «сорок три ноль Пак» («сорок три ноль пять»).

Каждый год Андрей берет по два, два с половиной плана, а в прошлом году до трех добрался. Это своего рода чудо: море ведь для всех одинаковое, сейнера стандартные, невода — тоже.

Одинаковые, да, видно, не одинаковые, разве что море. А вот сейнер… зайдешь к ним на палубу и не удержишься, чтобы не потрогать диск на лебедке или шкентельный гак, не можешь пройти мимо площадки или трюма.

А не можешь пройти мимо чего-нибудь или не потрогать что-нибудь потому, что все необыкновенное: желоба, по которым скользят ваера в трюм, не металлические стандартные, а деревянные, и сделаны-то так ласково, с такой любовью оструганы, такие красивые, что не удержишься, чтобы не погладить их; диски на лебедке в два раза больше обыкновенных, это значит, ваера можно выбирать в два раза быстрее; стрела тонкая, легкая и в то же время усиленная уголками; блоки деревянные, легкие — в таком блоке трос никогда не заест, — гаки маленькие, кованые; на рабочей поверхности турачек накапано сварочкой, чтобы шкентель не пересучивался; лючины на трюме, клинья, сепарации из дубовых досок, они не разбухают и, конечно же, прочнейшие. Даже специальный кнехт для «бабы-яги» имеется: этот кнехт деревянный и не только рубанком обработан, но и наждаком обласкан.

А невод? Боже мой! То-то роскошь для глаз! Он из темной, под цвет воды, чтобы рыба не пугалась, дели, грузилами там кольца — нижняя подбора с такими грузилами никогда не накрутит на себя дель, — балберы там не вырубленные на станке, а выструганные ножом, и наждак тоже прикасался к ним. Привальник на рабочем борту обит резиной, чтобы невод при выборке не цеплялся, гаши на рабочих шкентелях сращены так, что самой сростки ни за что не увидишь, — это умеет делать Сашка Филатов, матрос, — портики на подвесках и с дырочками для стока воды.

— Ну, на что ни глянешь, он, этот предмет, смотрит на тебя не мигая, улыбается и говорит: «И я — Пак… и я похож на Пака». Кстати, Андрей одет всегда — на берегу, разумеется, — чистенько, красиво, но без внешнего лоска: мореходный плащик, чуть сбитая назад фуражечка, форменная тужурка.

Сам Андрей говорит мало, и вся команда не отличается болтливостью, все почти ходят в светлых мореходных плащах и фуражках; Андрей любит перец, и вся команда не прочь поперчить борщ или суп.

Последние десять лет команда на «сорок три ноль Пак» постоянная. Это не частое явление в рыбацком флоте. Друг друга они знают лучше, наверное, чем самих себя: ну-ка десять лет прожить в одном кубрике, есть из одной сковороды, пить чай из одного чайника. Думается, что среди кровных людей, ну, например, среди родных братьев, такой дружбы не бывает.

Работу они освоили так, что, например, Серега-стармех умеет делать заметы, а сам Андрей стоит на лебедке, матросы могут не только пускать и останавливать машину, но и подремонтировать по мелочам, а механики не хуже тралмастеров «волокут» в кошельке и снюрневоде. Да что там… шить, кроить — не будем говорить.

Но самое знаменитое у паковцев — это ахтерпик, где хранятся запасные невода, всякие тросы, дель, нитки, гаки-блоки, инструмент — одним словом, все рыбацкое добро. Кто из рыбаков не мечтает о таком ахтерпике!

Как-то один из завистников: ведь поймать рыбу в три раза больше нормы — это значит работать как-нибудь необычно, — обратился к Андрею:

— Андрей, возьми в море? Хочу посмотреть, как ты работаешь.

— Пойдем, — спокойно ответил Андрей. — Только что смотреть? Делай заметы да делай.

Григорьеву удивляются и часто завидуют — уж очень удачлив.

И сам ведь ни во что не вмешивается, ходит по палубе с каким-нибудь пустяком: игличку выстругивает, удочку мастерит, закидничок размечает или ловушку для крабов шьет. Смотришь на него и думаешь: то-то человеку делать нечего, гляди, еще детский змей начнет запускать или рогатку из кармана достанет.

На сейнере же все идет без него: матросы лихо ворочают рулевой баранкой, гоняя сейнер от причала к причалу, механики возятся с лебедкой или брашпилем, или вся команда под крики «раз-два, взяли!» тащит что-нибудь. А сам капитан чужой на судне, сидит на борту с посторонним пустячным занятием, улыбается и молчит.

У всех наших капитанов — у Джеламана, Вали Тяпкина, Игорька, Андрея, Сереги Николаева, Миши Биткова есть промысловые карты. Они составлены из опыта рыбалок прошлых лет: где поднял полный трал, а где одни ваера, где угробил крылья розочкой, а где до сквера набитый треской, где нагреб валунов, а где водоросли топором рубил… одним словом, все, что было в море. С самим собой и другими.