Вячеслав Королев - В лесах Карелии

— Но в леспромхозах тоже есть поселковые Советы.

— Есть, конечно. Но практическое решение всех житейских вопросов лежит на директоре леспромхоза.

— Так ведь у директора есть, очевидно, аппарат, заместители. Зачем же ему все взваливать на себя, Сергей Иванович? — недоумевал москвич.

— Однако рабочий идет со своими нуждами к тому, кто может решить все вопросы. А такой человек — директор.

— Но нужно же директору какое-то время для семьи, для воспитания детей, лично для себя...

— Таким временем он не располагает, — просто ответил Ковалев.

— Какое вознаграждение получает он за такой нечеловеческий труд?

— Работа директора леспромхоза хорошо оплачивается. Его уважают окружающие, ценит начальство...

— А бывает и наказывает? — сочувственно спросил москвич.

— В условиях Карелии — больше, чем руководителей любой другой отрасли.

— Тогда последний вопрос, Сергей Иванович: что же держит на этой работе людей?

— Любовь к своему делу, — коротко ответил Ковалев.

— Давайте же выпьем по последней рюмке за здоровье всех директоров лесной промышленности, где бы они ни работали. Дай бог здоровья этим неутомимым труженикам! — заканчивая разговор, предложил сосед Ковалева.

Вернувшись утром в леспромхоз, Ковалев немедленно созвал Поленова, Юрова и Пешкова. Вслед за приглашенными, улыбаясь чему-то, в кабинет бочком вошел Ховринов.

— Можно, Сергей Иванович? Тут, понимаешь...

Ковалев нетерпеливо махнул рукой, и Ховринов, принявший этот жест как разрешение войти, уселся недалеко от двери.

— Ну? — обращаясь к директору, спросил Поленов.

— Тпру... — огрызнулся Ковалев.

— Значит, не достал?

— Нет, товарищи. Солярки нигде нет. Обещали отгрузить из Баку сегодня.

— Это значит?.. — спросил Пешков.

— Это значит, что мы получим ее в лучшем случае дней через семь-восемь. Долго мы продержимся еще, Александр Васильевич? — спросил директор у Юрова.

— Все, Сергей Иванович, завтра уже заправлять нечем.

— Итак, остаемся с одними газогенераторами... — закачал директор головой, — и это в марте, в разгар сезона...

— Да у строителей этого горючего, — проговорил Ховринов от двери, — до черта. Эвон, прямо тут две большие цистерны стоят. — И он весело показал рукой на стену соседнего кабинета, словно цистерны стояли именно там.

Может, никто бы и не обратил внимания сразу на эти слова — уж больно подавлены были они всей сложившейся обстановкой. Но быстрый, как всегда, Поленов спросил:

— У каких строителей?

— Которые вторые пути Кировской дороги летом строили.

Ковалев тупо, ничего не понимая, смотрел на Ховринова. Голос мастера доходил до директора будто из глубокой ямы, и смысл сказанного не оставил отпечатка в его сознании. Потом вдруг слова «вторые пути» потянули за собой в мозгу директора продолжение: «Сто первая стройка Наркомата путей сообщения...»

Словно ужаленный, выскочил Ковалев из-за стола и мгновенно оказался возле Ховринова.

— Где цистерны, где? — тряс он мастера за плечи.

— В тупике стоят. Тут у них, на шестом километре, биржа устроена, — спокойно объяснял Ховринов, — лес возят. Крупный весь на шпалы пилят, а мелочь всякую, конечно, отгружают...

Ковалев потащил Ховринова к столу, поставил стул возле своего кресла и усадил на него мастера. Сам уселся на подлокотник кресла.

— Степан Павлович, голубчик, а откуда ты знаешь, что там солярка?

— Так давень, в то воскресенье, я с бабой ездил к Маланье, — это сестра моей Настеньки, старшая... Ха- ха-ха! — вдруг ни к селу ни к городу засмеялся мастер. — Надо же было дуре родить: пять человек и все — девки...

— Степан! — дико закричал директор. — Ты понимаешь, о чем мы говорим? У нас нет горючего для дизелей! Завтра все дизельные тракторы встанут. И взять неоткуда...

— А ты про какую-то Маланью, — вставил Поленов.

Ховринов сразу стал серьезным. От его веселости не осталось и следа.

— Я же не знал, Сергей Иванович, откуда же мне...

— Почему ты думаешь, что в этих цистернах дизельное топливо, а не какое-нибудь другое? — продолжал допрашивать мастера директор. — Говори коротко и толково!

— На этой бирже сторожем работает Маланья, старшая сестра моей жены...

Поленова перекосило так, словно у него заболели все зубы сразу. Ховринов посмотрел на него укоризненно и продолжал:

— Мы были у ней в гостях, и я видел, как из одной цистерны заправляли точно такой трактор, каким мы лес возим.

Ковалев притянул к себе голову Ховринова и крепко поцеловал в губы. Ховринов спокойно вытер рот рукавом полушубка, не придав эмоции директора никакого значения, и видимо, что-то вспомнив, сообщил:

— Только заправляют они их по-чудному...

— Где живет начальство, которому биржа подчинена? — с нетерпением перебил его Ковалев.

— Маланья сказывала, что главный начальник на станции Слесари живет. Только верить ей...

— Врать, что ли, любит?

— Не то чтобы врать, а у нее рот вообще никогда не закрывается, вроде станкового пулемета...

— Тебя она тоже многому научила, — вставил Поленов.

Ковалев вызвал секретаря.

— Лошадь мою к конторе, быстро! Я буду в Слесарях, вернусь к вечеру. Ты, Степан Павлович, поедешь со мной. Покажешь мне биржу с цистернами.

Вы сегодня еще не ели, Сергей Иванович, — озабоченно напомнила девушка-секретарь Ковалеву.

Ковалев полез пятерней в затылок. Есть действительно вдруг захотелось, как волку. Но было жаль тратить время на еду.

— Ко мне заедем, — предложил вездесущий Ховринов, возьмем с собой холодной телятины, по дороге и поедим. И для сугреву если хотите... ха-ха-ха!

Минут через сорок Ковалев с Ховриновым были на бирже. Это был небольшой склад лесоматериалов, уложенных в довольно высокие штабеля. Весь склад как бы делился пополам ширококолейным железнодорожным тупиком, в конце которого стояли две сорокатонные цистерны. Ковалев залез на одну, открыл люк и посмотрел в нутро. Цистерна была на три четверти залита топливом. То же самое было и во второй.

— Степан Павлович, тонн семьдесят солярки! — радостно кивнул Ковалев, прыгая прямо сверху в снег. — Ну, Ласточка, проговорил он, усаживаясь в санки и обращаясь к лошади, — теперь покажи, на что ты способна. Степан Павлович, сколько отсюда до Слесарей?

— Восемь верст.

— Ну верст так верст, пусть по-твоему, — согласился повеселевший директор. Он сначала немного подтянул вожжи, покрутил концом их в воздухе и, крикнув: «Ласточка, давай! — свободно отпустил. И замелькали по обеим сторонам дороги освободившиеся уже от снега тонкие стволы берез и осин, справа в редких прогалинах выскакивала, кусками, железнодорожная колея.

— Такая лошадь в крестьянстве не годится, — рассуждал Ховринов. — Куда к чертям... На ней только воровать ездить или со сватовства убегать, когда девку хотят обязательно тебе всучить... Вот тогда на такой... Й-ех! — взвизгнул он, вспомнив, очевидно, свою молодость...