Григорий Терещенко - Медсанбат

— Сержант, где штаб медсанбата? — спросил Павел.

— Чуточку дальше, — ответил сержант и поднялся, похрустывая пальцами. — Сразу, значит, за поляной. Там увидите.

— Хрустеть пальцами неприлично, сержант, — тихо сделал замечание Павел.

— Виноват, — улыбнулся сержант, показывая ряд неровных, желтоватых от курева зубов.

— Уж не за невестой ли к нам, лейтенант? — вдруг услышал он девичий голос. — Невест у нас много. И все — первый сорт!

Лейтенант пропустил эти слова мимо ушей, хотя они и задели его.

— Да, таких, как лейтенант, не густо, — отозвалась другая девушка.

— Вам бы, значит, женишки да поцелуйчики, — вмешался сержант. — Че раскудахтались?

Собственно, не все шутили. Одна, что лицом к нему сидела, молчала. Правда, она порывалась что-то спросить.

Это все та, что нос сапожком, злословила. И глаза блудливые, так и зыркают. Ну и дисциплина!

На Павла девушки обращали внимание, он это знает. И ростом чуть не в два метра вымахал. Внешность как у киноартиста. Правда, волосы рыжеватые, и на лице веснушки выступают, красуются, но летом они совсем незаметны. Только вот с походкой ничего не мог поделать: когда идет, то всем туловищем склоняется вперед, словно норовит что-то подхватить. В училище был капитаном волейбольной команды. А вот с девушками... Оказавшись наедине с девушкой, он всегда робел, слов нужных не находил. В общем, был, как говорят, робким и несмелым. Как-то, еще перед военным училищем, знакомая телефонистка назначила ему свидание. Люда нравилась Павлу. Пришли на речку, сели на опрокинутую лодку. Он молчит, она молчит. Так и молчали, пока Люда не поднялась и не сказала: «Скучно с тобой, ухажер! Хоть бы о луне или звездах что-нибудь рассказал». И ушла. А он продолжал сидеть. Со стыда готов был провалиться сквозь землю. С тех пор и обходил их стороной.

Впрочем, один раз он вступился за девушку. Тогда они пасли лошадей. Хотя отец и фельдшер, а лошаденка в хозяйстве имелась. Хорошо в ночном! Вечером разжигали костер. Пекли картошку, варили кукурузу, пели песни. Какая прелесть просыпаться свежим утром у потухшего костра, от которого остался теплый легкий пепел, и слушать, как шелестит трава и шепчутся кусты, всхрапывают лошади, позванивая колокольчиками, подвязанными к шее. Пасли лошадей не только парни, но и девчонки разных возрастов.

Все было хорошо до тех пор, пока не напивался старый холостяк Гаврила Дутов. Он был старший по возрасту. Если бы он один, то не беда, а то с ним всегда ходил его дружок Сенька, на прозвище Стакан: наверное, потому, что часто в стакан заглядывал. Гаврила жил на самой окраине села один. Сватался не к одной девушке, но получал «гарбуза». Девчата не хотели выходить за него замуж. Дружки, напившись, часто устраивали погоню за девушками. А те, завидев пьяных Гаврилу и Сеньку, разбегались, — кому же хотелось, чтобы ее тискали в пьяном угаре. Иногда, зазевавшись, некоторые все-таки попадали в их лапы.

Гаврилу Дутова Павел тогда возненавидел, но что мог сделать щупленький мальчишка против такого верзилы. Да и Сенька на его стороне. Но когда однажды неистово закричала и забилась в их руках Настя, соседская девушка, Павел волчонком бросился на Гаврилу Дутова, куда и девалась застенчивость. Все даже рты раскрыли: быть битому Павлуше.

А Гаврила вдруг уставился на Павла:

— Шо, она твоя, что ли? Как недорезанный козёл орёшь.

— Моя! — стал перед ним Павел. – Не трогай!

— Смотри ты на него?! Жених! А у самого ещё молоко на губах не обсохло.

Однако девушку отпустили.

Когда Павел с Настей отошли, он сказал:

— Я тебя всегда буду защищать. Ты же моя соседка.

— Как ты не побоялся, Павлуша? Он же мог тебя изуродовать.

— А него он безобразничает! Сколько можно терпеть!

Гаврила все-таки отомстил Павлику: подложил ему, спящему, под рубашку ежа. Хорошо, что этим кончилось

Настя нравилась Павлу, но он так ни разу больше не подошел к ней. Но хватало смелости…

Как там наши девушки в оккупации? Конечно, не все успели эвакуироваться. Он представил себе беззащитную Настю, и сердце его сжалось. Где она сейчас? Что с ней? Кто за нее заступится?

Щупленький помкомвзвода сержант Комаревич тусклым голосом командует:

— Равняйсь! Боец Лютик, куда смотришь? Ворон считаешь?

Сутулая, худая Фрося Лютик действительно смотрела мутным взглядом не вправо и не на помкомвзвода, а куда-то в сторону землянки. Услышав замечание, скривилась, фыркнула, но промолчала и повернула голову вправо.

Некоторые девушки, те, что прибыли вчера, еще толком не знают, как надо равняться или стоять «смирно». В школе все-таки этому учили. Но то было в школе. Сегодня в строю тридцать шесть девушек. Молодые, здоровые. Многие стоят «смирно» и равняются подчеркнуто старательно, показывая свое превосходство над новенькими.

Комаревич долго ходит вдоль строя, выравнивает шеренги.

— Крайняя слева, Шубина, назад чуть носки, носки, значит, назад подвиньте. Во второй шеренге пятая, Трикоз, чуточку назад! Так! Еще чуть вперед грудь!

— Широкая своей грудью всех затулила, — вполголоса острит Наталья Трикоз.

— Боец Трикоз! — начал Комаревич, но только кашлянул, продолжать не стал.

— А Бочкова кого видит? Шайхутдинова, значит, чуточку вперед. Равнение на Журавлеву.

Зинаида Журавлева правофланговая. Смотрит серьезно, стоит по команде «смирно», хотя такая команда и не подана.

— Широкая, разговорчики!

— Че Широкая? Опять Широкая?

О, ей палец в рот не клади!

Комаревич идет вдоль строя, останавливается напротив Шубиной и удивленно смотрит на нее.

— Шубина, че козырьки на бровях?!

— Какие козырьки?! — Шубина потупила взгляд.

— Чернильные. Не положено, значит, бойцу подкрашивать брови! — И пошел дальше.

— Он, лышенько, Аленушка! — вскрикнула Наталья Трикоз. — Ты же фиолетовым карандашом брови намазала! Як це мы не побачилы?

Наталья, когда волнуется, начинает заикаться, и ее припухлые губы вздрагивают. Лицо у нее белое, с ярким румянцем и в веснушках, которые так ей идут. Глаза карие, большие, с лукавинкой.

— Перепутаешь, — шепчет чуть не плача Шубина. — В землянке темно и зеркало одно на всех.

— Красноармеец Плаксина, станьте, значит, рядом с Шубиной!

Низкорослая, полненькая, курносая, со светлыми волосами Ася Плаксина неловко, неумело заняла место рядом с Шубиной.

Наконец строй выровнен. Пятясь к средине, помкомвзвода отрывисто подает команду «смирно!», поворачивается через левое плечо и докладывает:

— Товарищ лейтенант! Сводный взвод медсестер и санитарок в количестве тридцати шести человек построен! Докладывает сержант Комаревич.

— Вольно!

— Вольно! — повторяет помкомвзвода.

Павел прошел перед строем, вглядываясь в лица девушек. «Как сложатся их судьбы на войне?» — вдруг почему-то подумал он.