Борис Романов - Почта с восточного побережья

— Хоть теперь-то успокойся… Рану обработали, укол от столбняка сделали, заснул. — Технология любого дела всегда действовала на жену успокаивающе. — Доктор говорит — через две недели будет босиком бегать.

— Правда?

— Ну, докторам надо верить! Мне он как мужик мужику говорил.

— Правда? А с брюками у тебя что?

— Ты лучше представь, что сынок подумает, если он тебя такую зареванную увидит! Каков будет моральный фактор?.. Меня, правда, к нему не пустили…

— Пусть попробуют!

— Я им точно так и сказал. Ты только подтянись. Медицина свое дело сделала, теперь моральный фактор нужен!

— Ты не думай, я успокоюсь. Это я оттого, что все в порядке. Всего ведь надумалась… Из-за какой-то шляпки!

— Ну-ну, возьми себя в руки, а то я милицию позову!..

— Эх вы! — жена наморщила опухший носик, подумала немного. — Ну что с вами делать? Сейчас на ноги встану, и все.

Она действительно встала на ноги, как боксер после нокдауна, походила по хрустящей дорожке, отерлась, глядясь в стекло на входной двери, и в приемном покое с нею разговаривали не то что со мной: ее и умыться сводили, и халат ей белый дали, и наверх пустили.

— Ты лагерь сворачивай, — приказала она мне с лестничной площадки. — Без сынка нам нечего прохлаждаться. И домой позвони, предупреди.

Стояла она там в белом халате суровая и отчужденная, и я вспомнил, что такой же новою и чужой она была, когда я провожал ее рожать сынка, и я тогда обижался на ее недоступность, а роды были такие тяжелые, да и вообще ей нельзя было, оказывается, рожать, ее еле выходили, и теперь после всего пережитого она даст себя, пожалуй, резать на ремни.

— Ты домой пообедать сходи, — напомнил я, — вернее, поужинать, что ли.

— Ладно, — она сдвинула брови, — а ты тоже ступай…

Полураздетый Роберт сладко спал на заднем сиденье катера, а на переднем, опорожненная на две трети, стояла бутылка из флотского запаса, а подле нее находились кусок хлеба и полтора не имеющих отношения к катеру помидора. Забытый всеми полиэтиленовый пакет с мороженым висел на прежнем месте, наполненный теплым молоком. Ящик с праздничным запасом был заботливо прикрыт курткой Роберта. Я пересчитал содержимое ящика, убедился, что пиршество на переднем сиденье происходило не без флотской доли, но Роберта будить не стал, а отправился за обещанным Сергею хлебом. Я про хлеб и забыл. Вот была бы, называется, уха!

Вернулся я с целой охапкой буханок. Роберт спал по-прежнему, и пришлось довольно долго стучать ногой в борт, прежде чем он проснулся. Вообще-то надо было его за хлебом сгонять, чтобы не возбуждать обывательского любопытства пятнами крови на брюках и хлебной горой в руках. Еле-еле доказал я продавщице, что эта закупка — для коллективной ухи, но все равно она отоварила меня буханками недельной черствости, не поверила, что хлеб для людей, а не для скота или кур. Мол, размочишь — как миленькие в корыто пойдут, да и курочки ими не побрезгуют.

Роберт долго не мог понять, что от него требуется. Наконец, разгрузив меня, он доложил:

— Хозяин, понимаешь, такое дело: пристань эта, к которой мы причалили, оказывается, его собственная. Я пал, я пил сивуху! Согласись, хозяин, что я не мог отчалить без капитана.

— Сочувствую. На жаре. И на польский вермут…

— Это меня и угнетает. Но разошлись мы мирно, хозяин. А потом это восхитительное болото усыпило меня. Надеюсь, на судне все в порядке? Я глубоко сожалел об отсутствии пса Дэзи.

— Ничего, — ответил я, пробираясь к мотору, — как-нибудь.

Огромная культя засохших водорослей так все и окружала винт. Чтобы побыстрее от нее освободиться, пришлось взяться за нож, а потом и за весло с отпорным крюком. Кстати, и по корме разогнали всю бодягу.

— Да, хозяин, — очнулся Роберт, — а как дела с пацаном?

— Спасибо, почти нормально. Медицина свое дело знает. Жена сейчас к нему приехала.

— Жена, хозяин? Какая жена, чья?

— Моя жена приехала дежурить у моего сына.

— Я привык к различным метаморфозам, хозяин. Я человек не новый. Нечеткие формулировки могут меня ошеломить. Чего только не случается в этом мире!

— Возьми-ка, пожалуйста, весло и помоги развернуть катер.

— Хозяин вновь обрел свое амплуа? — спросил Роберт, но весло взял. — В какую сторону табанить?

— Грести в эту.

Мы с ним оба вспотели, пока выбирались из Лантаревской луки, и на чистом от водорослей плёсе, где подхватил нас свежий, стихающий к вечеру ветерок, Роберт сел на планширь в изнеможении. Достал бутылку, здорово раскрутил в ней остаток, зеленый змий сам так и скользнул ему в глотку и был запечатан там помидориной. Давно не видывал я таких ухарей! Выплюнув за борт хвостик от помидора, Роберт повеселел.

— Ты и представить себе не можешь, хозяин, сколько у меня сегодня огорчений. Под утро она надумала вернуться к мужу. Был у нас в лагере один такой лопух… На здоровье, говорю, родная! И вот мы едем на почту, заказываем самый срочный телефон. А он: «Прошу меня больше не беспокоить». Вот тебе и лопух!

— Не боишься, что тебя кто-нибудь в озеро вниз бородой сунет?

— Хозяин, я его предупреждал, просил по-дружески, чтобы он за ней присматривал. Так ведь он же лопух! А мне что делать прикажешь?

— Боком тебе вывернется когда-нибудь такая специализация…

— Ну, хозяин! На работе я очень серьезный! И работа у меня очень серьезная. А тут, на лоне… Да разве на таких кто-нибудь горел? Дело туристское, отпускное! Ей впервой, что ли? А я на будущий год женюсь, тут уж я никуда! Квартиру я строю, понимаешь? Без квартиры куда?

— Я бы лично тебя все-таки сунул…

— Не, хозяин, ты добрый! Хоть и свела судьба нас на драматическом перекрестке… Столько пострадавших! Давай мы хоть с тобой мирно разойдемся. Слушай, хозяин, — вдруг встревожился он, — ты, может, думаешь, это я там на камнях кегельбан с бутылками устроил? Так слово джентльмена — не я! Там, понимаешь, бутылочных черепков больше, чем костей на языческом святилище! Посуди сам, хозяин, мог я столько набить? Пакостники старались!

— Сиди спокойно, Роберт, мы поехали.

Расстались мы с ним без излишних церемоний. Придерживаясь за мое плечо неожиданно твердо, он сказал мне: «Чао, хозяин!», пролез на носовую палубу, легко спрыгнул на траву у трех злополучных валунов и сразу скрылся за прибрежными кустами. Ни дама, ни Дэзи нас не встречали. Они находились, оказывается, в нашем лагере. Бдительный в любой ситуации Дэзи выкатился мне навстречу, запустил свою бензопилу, а за ним спустились к воде дочка вместе с дамой.

— Как там?

Я объяснил.

— Какой ужас, — вздохнула дама, — такой отважный мальчик — и вот…

— Отвага не гарантирует безопасности, не так ли? Ну, дочка, ты начала укладываться?