Лилли Промет - Девушки с неба

— Разрешите войти, Бетти!

Бетти сидела на краю нар, уперев руки в колени. Гость стоял перед нею как новобранец перед медицинской комиссией.

— Сначала входишь, а потом спрашиваешь разрешения войти. Входи, раз вошел.

Мужчина виновато улыбнулся и кивнул Кристине. Кристина поздоровалась и натянула пальто до подбородка.

— Это один из моих старых коллег.

Бетти представила незнакомца Кристине.

Мужчина осторожно уселся на краешек стула.

— Ну?.. — деловито спросила Бетти.

— Ужасно, ужасно, — вздохнул гость.

— Что ужасно, Пупсик?

— Все ужасно.

— Что тебе не нравится?

— Ой, Бетти, ты совершенно не изменилась. А посмотри на меня! Я похудел на восемь кило!

— Это хорошо, Пупсик, — похвалила Бетти. — Ты был слишком жирный. Теперь ты гораздо больше похож на художника.

— Ну что ты, Бетти, — маленький мужчина огорченно махнул рукой. — Я тут сойду с ума от забот.

— Жена умерла?

— Нет, жива.

— Что-нибудь с детьми?

— Нет. Тоже все в порядке.

— Ума не приложу! — Бетти развела руками. — Чем же ты недоволен?

— Я не могу жить в этом захолустье. Понимаешь? Я хочу обратно в Москву.

— Чего тебе надо? Денег?

— Нет, Бетти! Деньги у меня есть. Но у меня нет вызова из Москвы. Помоги, ты ведь можешь, тебе стоит только написать…

— Не смеши меня, Пупсик, — пробасила Бетти и, бормоча себе под нос, стала искать что-то по комнате и не могла найти.

— Слушай, а ты до сих пор считаешь, что Мейерхольд ерунда? — спросила она потом.

— Ах! — мужчина махнул рукой. — Ну что ты, Бетти. О таких вещах здесь, в этой дыре. Мне так тяжело.

— Я знаю, у мужчин тяжелая жизнь, — согласилась Бетти. — Каждый день надо брить бороду.

Она о чем-то задумалась и сказала:

— Слушай, Пупсик. Выйди на минуточку за дверь. Постой там. Я тебя позову. Ладно?

Гость послушно кивнул и вышел.

— Как он тебе понравился, а? — спросила Барба у Кристины.

Девушка пожала плечами. Ей было неловко обсуждать незнакомого.

— Он выглядит как кризис капитализма, а? — радостно улыбнулась Бетти.

Кристина думала, что у Бетти была какая-нибудь уважительная причина выслать человека за дверь. Но художница стала разжигать самовар, просто так топталась по комнате, и Кристине показалось, что она нарочно тянет время. Бетти, видимо, посмеивалась над гостем.

— Подразню его еще немножко, — сказала она. Самовар уже начал шуметь, а мужчина стоял во дворе под дождем и не знал, чего, собственно, он ждет.

Бетти разрезала свою норму хлеба на три ломтя и заворчала:

— В старину к обеду полагались еще салфетки. А теперь ничего нет.

Она рылась в своих вещах, нашла что-то среди натюрмортов и разложила на постели кусок материи, которым вытирала кисти. Затем налила в кружку кипятку и протянула ее вместе с куском хлеба Кристине.

Гость скребся за дверью и боязливо спрашивал: «Можно?»

— Впустим его? — спросила Бетти у Кристины. — Хватит с него. Пусть уж входит. Ну, что же ты ждешь? Может, тебе специальное приглашение послать? — крикнула она громко и подмигнула Кристине. — Учись обращаться с мужчинами!

Человек, дрожа, остановился на пороге, с его ботинок текли лужи. Бетти сразу заметила это и рассвирепела.

— Смотри, что ты наделал! — кричала она. — Кто это должен за тобой убирать!

Она достала метлу и велела гостю вытереть лужи, а сама продолжала сердиться и издевалась над ним как могла. Временами она поворачивала к Кристине свое сияющее лицо и заговорщицки ухмылялась. И Кристина догадалась, что у гостя совершенно нет чувства юмора.

— Куда поставить эту метлу? — спросил он тихо.

— За печку. Смотри, он размазал лужи по всему полу! Пупсик, чаю хочешь?

— Да, не откажусь, — обрадовался гость и потер руки.

Бетти протянула ему кружку и кусок хлеба. Мужчина обхватил крохотными руками горячую кружку, отхлебнул и громко глотнул. Он выпил три таких кружки и только тогда начал по маленькому кусочку класть в рот хлеб. Потом сказал:

— Да я и не ожидал, что ты меня поймешь. Не было смысла сюда ехать. И жена так думала. Мне всегда не везло в жизни.

Гость болезненно улыбался.

— Еще повезет, — успокаивала Бетти.

Весна — это зеленая земля и птицы в небе. Весна — это пробуждение, это ощущение радости, надежды и зовущего вдаль беспокойства. И еще тоска о чем-то неведомом, но прекрасном. И еще желание свершить нечто необыкновенное. По вечерам вдоль дороги, далеко за деревней, гуляли подростки, а стаи мошкары кружились над ними. Долгожданными и хорошими были эти вечера — в прибрежных канавах появлялась трава, ветер шевелил бахрому платка, и душа наполнялась песнями. Мария Цветочкина сидела по вечерам у Латыша Клауса, играла на гитаре и пела тихие, печальные романсы. Маленькая Юлия все еще носила ушанку и ходила на свидания к сыну Фатимы Ахмету. А Анька с приближением весны заказала в райцентре у портного офицерскую форму для своих мальчишек — красивые маленькие серые шинели, зеленые френчи, галифе и пилотки. Заказала сапожки, ремни и полевые сумки.

— Бабы брешут, будто я не забочусь о своих детях, — жаловалась она.

Теперь непоседливые маленькие чертенята с утра до вечера сновали по деревне в своих новых мундирах, потому что так велела им мамаша. У Сеньки за зиму выпали зубы, и он теперь стеснялся улыбаться, хотя довольная улыбка сама просилась на его лицо. Сеньке нравилась новая одежда.

Однако неделю спустя красный от солнца Сенька уже играл перед столовой босиком, и тесемки его галифе тянулись по земле, а сапоги валялись в разных концах двора.

Дня два подряд шел сильный дождь, глинистая дорога сделалась вязкой, сырой воздух потеплел, журчали ручейки, и за одну ночь вся земля покрылась яркой зеленью.

Пахота подходила к концу. У трактора давно уже иссякли силы, и теперь женщины, много женщин с раннего утра и до захода солнца пахали борозды. Водовоз со своей бочкой тащился на поля и привозил пахарям воду. Это был молодой гражданин, который не протер еще в школе за партой ни одних штанов. Он терпеливо ждал, пока уставшая пахать женщина утолит жажду, потом деловито дергал вожжи, сплевывал сквозь зубы и, не произнося ни слова, ехал дальше. О чем можно говорить с бабами!

А работница вытирала ладонью рот и шла обратно в поле.

— Но-о!

Это была не Арабелла, старая шутница, но повадки, казалось, у всех лошадей одинаковые. У стройной солдатки, пахавшей землю, в душе поднималась злоба: попробуй выполни план с такой черепахой! И водовоз услыхал, как солдатка в сердцах сказала лошади: «Эх ты! Беспартийный большевик!» Водовоз не умел еще читать и не знал слов Шолохова из «Поднятой целины».

Высоко в небе пели жаворонки, и бригадир уже прыгал по бороздам со своим метром. Он прикладывал руку к глазам и озабоченно смотрел вокруг. Хорошо это или плохо, но Такмаку принадлежали большие поля. И теперь, когда здесь пахали вдовы и солдатки, поля казались бесконечными.