Иосиф Келлер - Суровые дни

Поручик, не обращая внимания на Асю, громко выругался.

— Ваше благородие, в бане на огороде табаком пахнет и на столе окурки. А на полке́ постель…

Офицер подскочил к Варваре:

— Сынок жил! А?

Варвара молчала.

— Где он? Кто предупредил? — взвизгивал поручик.

Варвара смотрела прямо перед собой, полная достоинства, не замечая ни побагровевшего лица офицера, ни его яростных глаз, не слыша его крика. Только пальцы судорожно сжали концы теплого платка, наброшенного на голову.

— Не хочешь разговаривать?.. — Ландышев замахнулся кулаком.

— Поручик! — крикнула Ася, бросаясь вперед. — Вы на улице!

Офицер опустил руку.

— Мерси, мадам. — Ландышев щелкнул каблуками, — Вы правы. С этой красной ведьмой продолжим разговор в другом месте! Язычок развяжем.

— Ременчук, отправить арестованную в город под конвоем. Остальные к поезду — шагом-арш! До свидания, господин Соловов! — офицер небрежно приложил два пальца к лакированному козырьку фуражки и, повернувшись к Асе, прошептал: — Завтра. Жду!

Армия Колчака двигалась к Волге. Положение осложнялось. К большому контрнаступлению красные войска еще не были готовы. Надо было остановить продвижение белых, помешать им захватить важнейшие волжские переправы, тем самым вырвав у них инициативу.

Для выполнения такой широкой операции вооруженные силы Восточного фронта были разделены на две группы — южную, возглавляемую Михаилом Васильевичем Фрунзе, и северную, во главе с Шориным.

Фрунзе, до этого командовавший Четвертой армией, видел не только успехи противника. Он учел, что линия наступления колчаковцев все более и более растягивалась. И вот, после бессонных ночей, пришло решение: ударить по растянувшемуся левому флангу белых из района Бузулука. Фрунзе понимал — успех смелого плана зависит от быстрых, решительных действий. Вместе с членами Реввоенсовета южной группы Куйбышевым и Новицким Фрунзе приступил к практической разработке операции.

23 апреля началось наступление.

Получив сообщение, что под ударами красных его армия откатывается к Бугуруслану, Колчак срочно созвал в ставке совещание. Верховный правитель разгневанно потребовал, чтобы большевистские войска в районе Самара — Оренбург — Уральск были немедленно окружены и уничтожены. На основе такой директивы начальник штаба Лебедев разработал план разгрома группировки Фрунзе и продолжения прерванного наступления к Волге.

Но пока этот план дошел до командующего западной армией генерала Войцеховского, Фрунзе перерезал Самаро-Златоустовскую железную дорогу, лишив белых путей отхода на Уфу. В панике командир 6-го корпуса генерал Сукин послал вышестоящему начальству донесение: «Потери полков граничат с полным уничтожением. Одиннадцатую дивизию нужно создавать заново».

Но не только огромные потери подрывали боевую мощь колчаковской армии. Если раньше только отдельные солдаты переходили на сторону большевиков, то ныне перебежчики насчитывались десятками и сотнями. А у селения Кузминовская, перебив офицеров, сдался полк, сформированный из украинцев и носивший громкое наименование «Курень имени Тараса Шевченко». Солдаты бывшего куреня в телеграмме Ленину заявили, что с честью умрут на холмах Урала за Советскую власть.

Слухи о крупном наступлении большевиков дошли и до Парижа. Сперва этому не поверили, а потом не на шутку встревожились. Французский посол Реньо получил шифрованную радиограмму: «Надо выяснить обстановку, заверив правительство Колчака, что оно может по-прежнему рассчитывать на всемерную помощь Антанты. Взамен этого Колчак должен подтвердить, что после победы он сохранит в России демократические свободы и оплатит долги, сделанные ранее царским правительством».

Надев фрак и цилиндр, тучный Реньо отправился с официальным визитом в резиденцию верховного правителя. Реньо был маленького роста. Все в нем — и фигура, и жесты, и фразы — округло. Рядом с высоким сухопарым адмиралом Реньо казался еще ниже и толще. Произнося заранее подготовленную речь, посол, чтобы не задирать головы, приподымался на носки.

Колчак поблагодарил великие державы за их любовь к русскому народу и заявил, что еще раз готов, даже публично, подтвердить данные им обещания. Далее адмирал заверил посла, что тревоги в Париже необоснованны. Успехи большевиков временны и опасности не представляют.

— Летом, дорогой месье Реньо, мы будем в первопрестольной матушке Москве!

Реньо, прикинувшись простачком, как бы между прочим спросил, справедливо ли утверждение некоторых влиятельных парижских газет, будто Фрунзе и Блюхер — переодетые немецкие генштабисты, нанятые Лениным и получающие огромное жалованье золотом.

— Трудно представить, чтобы полуграмотные люди, не имеющие военного образования, так… — Реньо замялся, но потом закончил: — били ваших генералов.

Колчак отлично знал, кто такие Фрунзе и Блюхер. Но, желая поддержать пошатнувшийся престиж своего генералитета, ответил послу, что такое утверждение соответствует истине.

Когда Колчак и Реньо в конце аудиенции обменивались дружеским рукопожатием, вошел управляющий военным министерством барон Брудберг.

Обычно несколько флегматичный барон был взволнован. На тщательно выбритом испитом, но красивом лице выступили багровые пятна. Застав в кабинете Колчака французского посла, барон сладко улыбнулся и, застыв возле двери, с поклоном пропустил мимо себя месье Реньо. Но только за ним закрылась тяжелая дверь, лицо барона вновь приняло трагическое выражение.

— Армия катится назад. Большевики берут на пополнение старых солдат… Мы боимся этого, как черта… Призываем зеленую молодежь… Фронт трещит…

Лицо барона сморщилось, и он заплакал. Всхлипывая, он вытянул из кармана скомканную листовку:

— Летучая газета красных. Найдена у нашего солдата.

— Сукин сын!

— Уже расстрелян… Почитайте, ваше высокопревосходительство!

Колчак взял смятую грязную бумагу. Она, как видно, побывала во многих руках. Адмирал брезгливо разгладил ее. Сразу бросилось в глаза жирно напечатанное: «Ура! Город Бугульма — наш!!!» Листовка, носящая название «Красный отклик», заканчивалась такими словами: «Трепещи, Колчак, тебя настигает карающая рука!»

Колчак засмеялся, швырнул листовку в плетеную корзинку. Да и как отнестись ему, верховному правителю, облеченному всей полнотой власти, имеющему на своей стороне могущественную Антанту и многочисленную армию, к бахвальству красных агентов? Какую они запоют песенку, когда их самих настигнет его карающая рука? А что это произойдет очень скоро, — он не сомневался, особенно после визита Реньо.

— Мы будем в Москве! — И, похлопав барона Будберга по плечу, добавил: — Выше голову, старина!