Иосиф Келлер - Суровые дни

Последним, у кого побывал Прохор, был начальник политотдела армии товарищ Лепа, профессионал-подпольщик, старый большевик, назначенный на эту должность Центральным Комитетом партии.

По-товарищески беседуя с Прохором, как большевик с большевиком, начальник политотдела обрадовал его еще больше: почетная задача освобождения Перми доверена 29-й дивизии.

— Понимаешь, Пылаев, такое дело быстро не делается. Понадобится много усилий, и крови трудовой прольется немало, — слегка заикаясь, говорил начальник политотдела. — В Третью армию за последние полтора месяца влилось около тридцати тысяч новых бойцов. Все молодые ребята. Надо, чтобы каждый твердо зналл: не от кого-нибудь, а лишь от него зависит — выполнит дивизия задачу или оскандалится.

Возвращаясь в часть, Прохор старался угадать, какое участие в предстоящей операции отведено лично ему. Только бы не оставили в резерве! Обидно сидеть сложа руки, в то время как твои товарищи ведут бой. Если раньше Прохор и не тешил себя надеждой, что приведется увидеть Варвару и сына, снова услышать утренний призыв «петушка», войти в проходную родного завода навстречу привычному шуму и грохоту, то теперь, когда не за горами освобождение родного города, он думал об этом чаще и чаще.

Прохор надеялся: счастье улыбнется ему. Он даже мысленно представлял, как, ломая яростное сопротивление колчаковцев, пробьется к тому самому перекрестку, где вместе с Лохвицким поднял людей в последнюю отчаянную атаку. И первое, что спросил Прохор у своего начальника штаба, не успев даже с ним поздороваться после такой долгой отлучки, — получен ли из дивизии какой-нибудь пакет? Лицо его осветила по-детски радостная улыбка, когда начштаба протянул ему бумагу с расшифрованным приказом вверенному ему полку: выйдя к берегу Камы, переправиться через реку севернее Левшино и, перехватив горнозаводскую железнодорожную линию, двигаться к заводскому поселку и дальше к городу.

Несмотря на весеннюю распутицу, наступательные действия Красной Армии с каждым днем становились активней. Как мощный ледоход, двигались на Восток красные полки и с ними полк Прохора Пылаева.

Напрасно Колчак требовал от своих генералов, чтобы, закрепившись на заранее подготовленных позициях, они задержали противника. Директивы верховного правителя не выполнялись. Напрасно одного за другим смещали и отдавали под суд провинившихся командующих корпусами и назначали взамен новых — положение на фронтах катастрофически ухудшалось. В бессильной ярости Колчак приказал ничего не оставлять большевикам.

Ночью рабочий поселок встревожился. В небе полыхало огромное зарево, разгораясь все больше и больше. Но где и что горело — никто толком не знал, хотя предположений высказывалось немало. Только днем, наконец, стало известно: возле Левшино, в устье Чусовой, колчаковцы выпустили из складов керосин и нефть и подожгли их. А еще позже вниз по реке поплыли пылающие пароходы и баржи.

Ляхин вместе со всеми стоял на берегу и смотрел на страшное зрелище. На глазах гибло ценное добро, умело и любовно созданное рабочими руками. И столбы жирного дыма, как черные руки, вздымались горестно к небу, взывая о помощи. Медленно кружился на одном месте объятый пламенем красивый двухпалубный пассажирский пароход.

Ляхин думал о многих человеческих жизнях, отданных ради будущего счастья людей. Вспомнились ему многие из тех, кого он знал и кого уже не было… Подумал с болью и нежностью о Варваре, умершей от тифа в колчаковском застенке. И сразу представилось, какой впервые увидел ее на веселой гулянке и запомнил на всю жизнь: в цветастом, ярком платье, красивой и молодой.

Ох, тяжко будет Прохору узнать о потере! А легко ли Пташке Певчей утешать старинного дружка, когда собственное сердце терзается безысходным горем? Теперь, когда нет Варвары в живых, можно не стыдясь признаться: трудно было привыкать к тому, что Варвара — жена Прохора Пылаева! Так и остался он, Алексей Ляхин, бобылем, затаив безответную любовь.

И Таганцева нет. Хоть и печатали в газетах, что старого инженера убили бандиты, — не верил! Нет, Ростислав Леонидович, как и Варвара, погиб в бою. Погиб за народное дело, как погибали большевики.

В свой номер в Доме Советов Сергей последние три недели заглядывал редко, буквально днюя и ночуя на одном из московских заводов, куда его направили на временную работу. В вестибюле навстречу ему выкатился комендант в своей неизменной голубой бархатной толстовке и зеленых галифе и закричал, что не обязан торчать на службе по двенадцать часов, в то время как другие шляются бог знает где, а он, пожилой человек, закончив трудовой день, вместо того чтобы отдыхать в кругу семьи, ждет, когда можно будет, наконец, передать распоряжение секретаря председателя Совета Народных Комиссаров!

— Немедленно отправляйтесь в Кремль. Пропуск вам заготовлен. Ну что вы на меня уставились? — Комендант вдруг рассмеялся: — Вы родились в сорочке, счастливый юноша. Шутка ли, вторично встретиться с Лениным!

Но комендант ошибся. С Лениным на этот раз встречи не состоялось.

Сергея провели в кабинет управляющего делами Совнаркома. Бонч-Бруевич встретил Сергея, как старого знакомого.

— Сегодня колчаковцев выгнали из Перми. Если не ошибаюсь, вы коренной уралец?

— Да. Это мой родной город.

— Тем более радостно для вас это известие. Товарищ Ленин послал горячий привет освободителям Перми… Теперь на очереди Екатеринбург, а там и весь Урал!

Бонч-Бруевич поинтересовался: догадывается ли Сергей, зачем его вызвали в Кремль? Сергей чистосердечно ответил, что нет.

Бонч-Бруевич, улыбнувшись, сказал, что по рекомендации товарища Ленина Сергей назначен главным инженером казенного завода. Выезжать надо незамедлительно.

Сергей сперва растерянно молчал. Потом стал отказываться от такой важной должности. Ну как он возьмется за это дело? У него нет инженерского диплома. Он простой недоучка!..

Бонч-Бруевич вынул из папки заготовленный мандат о назначении Сергея.

— Берите!

Но Сергей продолжал упрямо отказываться.

— Прикажете позвонить товарищу Ленину и доложить: вы не выполняете решения партии? Так, что ли? — строго спросил Бонч-Бруевич и протянул руку к телефону, но Сергей задержал ее:

— Я согласен!

И, облизнув пересохшие губы, взял мандат.

Бонч-Бруевич, выйдя из-за стола, подошел к Сергею.

— Конечно, сперва будет нелегко. Но не вешайте головы и смело смотрите вперед, в будущее. А оно принадлежит нам. И еще один, самый важный совет: берите пример с товарища Ленина — всегда и во всем! Счастливого пути, товарищ главный инженер! Да, чуть не позабыл… — Бонч-Бруевич достал из нагрудного кармана старенького френча вчетверо сложенную бумажку. — Когда вы были у Владимира Ильича, он заметил, что ваши сапоги, как говорится, просят каши. По этой записке получите новые сапоги. Пока мы бедны и большего, к сожалению, дать не можем.