Николай Романов - После отбоя

— Гелена Ивановна, где Мара?

— А я думала, вы пришли, чтобы мне рассказать об этом.

Она протянула Ветрову записку, лежавшую здесь же на столе.

«Мама, мамочка, родная моя! Я вынуждена была срочно уйти с работы и даже уехать из города, не попрощавшись с тобой. Не гадай, ни у кого не расспрашивай, все расскажу сама, но мне нужно время, чтобы прийти в себя. Мамочка, дорогая, не тревожься, я не пропаду, деньги у меня есть, необходимое из одежды прихватила, поверь, так нужно, так лучше для меня. Сознаю, это эгоистично по отношению к тебе, ты и так через край хлебнула горя, но вот теперь пришла и моя очередь. Не волнуйся, я мужественная, как и ты, мама. Каждый день, каждый час, каждую свободную минуту буду мысленно говорить с тобой, ты услышишь мой голос. Мамочка, милая, не забывай по ночам надевать теплые носки, береги свои ножки. И об этом я буду мысленно напоминать тебе по вечерам.

Ветров прочел и, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение, начал маленькими глоточками отпивать остывший чай. Потом поднялся, робко попросил:

— Гелена Ивановна, можно мне хоть изредка бывать у вас?

— Конечно, Гена, мне приятно знать, как идут дела на стройке, ведь Мара постоянно рассказывала о ваших успехах и трудностях, о настроении молодежи. Мне казалось, что в какой-то мере и я причастна к вашим большим делам.

Около подъезда Ветров неожиданно встретил Юлю Галкину, спросил:

— Кого поджидаешь?

— Тебя. Поговорить надо. — Она сунула шерстяную варежку под руку Гены, стараясь идти с ним в ногу. — Гелена Ивановна знает, где Мара?

— Нет.

— А ты?

— Тоже нет.

— И почему уехала, не знаешь? — допрашивала Юля.

— Нет.

— Я бы таких не держала на границе.

— Ты об этом и хотела сказать?

— Нет. К нам в общежитие заходил Генрих Четвертый, советовался насчет секретаря комитета комсомола нашего стройуправления. Я назвала твою фамилию. Девчата поддержали.

— Можно было сначала со мной поговорить.

— Я же знала, что ты не откажешься.

— Ты все знаешь. Где Мара?

— В Ачине, — выдавила Юля и замолчала.

Магидов, исправляя свою ошибку, докладывал Виноградскому о работе комиссии ежедневно, а иногда по нескольку раз в день. Работники министерства подобрались уже к управлению треста, изучали работу отделов планирования, технического, конструкторского, главного механика, кадров. Крайкомовцы избрали строительные управления, беседовали с руководством, секретарями парторганизаций, отдельными коммунистами. В целом-то скупо: кто, где, когда, с кем. Но что делать, если проверяющие, кроме знакомства с людьми и ходом строительства, не сделали ни единого замечания: дескать, ждите выводов.

На втором этапе работы к комиссии подключился член горкома партии директор Снегов и почему-то начал со Скирдова. А когда после управляющего оседлал Иванчишина, Носова, Барцевича, у Магидова уже не было сомнений: готовится расправа с главным инженером. Им мало той казни, что подстроили на партийной конференции, теперь подставляют под удар крайкома. Но ведь есть же правда на земле! И он, Магидов, постоит за нее. Нужны новые факты? Пожалуйста. Производственный отдел занимает важное место в тресте: оперативное руководство производственными работами на строительных объектах, проведение организационно-технических мероприятий, контроль за расходованием строительных материалов. Но именно на этих участках были прорывы в прошлом году, не говоря уже о текущем. И что, наказали Барцевича? Нет, выдвинули на ведущий отдел планирования. Иванчишин пустил на дорожные работы остродефицитные материалы — стеновые панели и плиты покрытия. Потом задним числом с помощью того же Снегова списали их в брак. Носов…

Да мало ли преодолено заслонов на пути к новому, прогрессивному, сколько выявлено неучей, бракоделов, бездельников! Труднее будет со Скирдовым, этот окопался в окопах холодной войны: на людях декларирует «за» — и тут же «но»… А за этим «но» сплошные рогатки, колючая проволока. Особенно нетерпим стал последнее время, дергает аппарат управления, настраивает начальников отделов против Главного. А этот Главный вывез прошлогодний план, взялся и за нынешний. Смотри, Семен Иулианович, не поскользнись! Магидов будет воевать до последнего патрона…

Андрей Ефимович поехал в главк, изложил свою позицию Виноградскому. Тот долго сидел набычившись, то ли потрошил собственные мысли, то ли оценивал позицию Главного. Наконец приподнял надбровье, кинул:

— Только не мелочись, все должно аргументироваться солидно. А если нужно посечь собственную задницу — секи, ты тоже не ангел. Чего Марья-то от тебя сбежала?

— И до вас дошло?

— Ты не курьер, а главный инженер, у всех на виду. Хоть на период подведения итогов сойдитесь.

— Просил, уперлась, как коза.

— Уперлась… Мужик ты или конский хвост, чтобы слепней гонять? Если уж добрался до номенклатуры, надо смотреть, чтобы не только на работе, но и в доме было чисто. Да и кулинарка она неплохая. Все. Меня люди ждут.

Где живет Марья, Андрей Ефимович не знал, а ехать на железобетонный завод, где работает, все равно что восходить на эшафот. Но что-то надо предпринимать, Виноградский прав. Поручить найти адрес жены секретарше? Эта бестия и так много знает о нем, держит все при себе, как банкноты: ни прикрикнуть, ни выругать. Был бы Вараксин, у этого обоняние, как у гончей. Магидов ходил по кабинету, думал и решил все-таки вручить еще один банкнот секретарше. Та вошла, замерла, как колонна, вся — внимание, уважение, покорность.

— Роза Григорьевна, ты не заметила перемен у нас дома? — вкрадчиво спросил Магидов.

— Только в квартирном телефоне: никто не отвечает.

— Там пока некому отвечать. Я хочу раскрыть маленькую тайну, разумеется, доверительно. — Колонна молчала, как и полагается монолиту, и незачем ее предупреждать, — Мы с женой недавно легонько поссорились, но она почему-то решила наказать меня и скрылась. Случалось и раньше день-два гостила у подруг, а на этот раз гостевание затянулось.

— Я узнаю, где она, — глухо откликнулась Колонна.

— Ты очень догадлива, Розочка, это большое достоинство для секретарши.

Минут через пять Колонна вновь появилась в кабинете и молча положила записку на стол Главного. Тот прочел адрес, спросил:

— Это не родственница нашей Мары Сахаркевич?

— Мать, — отрубила Колонна.

— Спасибо, Розочка! — А после того как закрылась дверь, прибавил: — Ведьма ты, Розочка! Давно все знала.

Вечером Андрей Ефимович поехал по начертанному секретаршей адресу. Какая пытка говорить о деликатных вещах с женой при посторонних, но чего не сделаешь ради одной недосказанной фразы Виноградского о номенклатуре. По-видимому, замышлялись перемены в руководстве треста…