Николай Егоров - Залежь

— Да что вы такое говорите, Мария Спиридоновна! Да откуда у меня могут быть дети?

— Чай, живой человек ты. И не калека. Мы со своим Иваном до свадьбы вот жить начали, так что из того теперь. Тебе ж, голубушка, за тридцать, одногодка со мной. Угадала?

— Угадала, — незаметно перешла на «ты» и Алена. — А если бы Иван не женился?

— На ком? На мне? Другой Иван женился бы. Без пары на земле редко кто остается, Аленушка. На то она и жизнь. Да неуж у тебя ухажеров не было?

Был, как это не было, но Алене Ивановне почему-то не захотелось рассказывать о нем.

— Нет, — ответила она.

— Страшнее тебя есть бабы, да с мужьями живут.

Алена расхохоталась.

— Хорошенький комплиментик отпустила ты мне. Страшнее, да живут. Ну и ну.

— А что не правда, что ли? Живут. И тебе найдется человек.

— Не знаю.

— И знать нечего. Вон ты какая фигуристая. Ой, да хватит об них, об мужиках толковать.

— Давайте я помогу вам, — круто переменила Алена разговор.

— Помоги, коль охота и время есть, — просто согласилась Мария. — Вдвоем живей управимся. А потом чайку с молочком попьем.

И вот они, десять минут назад еще совсем чужие и разные, хлопочут по хозяйству, делясь прошлым и загадывая на будущее.

Женщины — общительный народ, и тема для разговора у них всегда найдется. Мода, ткани, туфли, цены, продукты, магазины, товары, кино, виды на урожай, прочитанный роман, слухи, своя жизнь, жизнь чужая, международная обстановка, обстановка квартиры от стульев до штор, мужья, дети, погода. Всего не перечтешь, о чем часами могут беседовать две женщины, если они сошлись натурами и понравились друг другу. Мария расспрашивала, что такое город, какие там дома, улицы, люди.

— Люди у нас в Ленинграде хорошие, Маша.

— Люди везде хорошие, если их лицом к хорошему повернуть, Лена, — перекрестила на свой лад Мария. — А помногу в городах народу живет?

— Всякие города есть. Есть большие, есть маленькие. У нас, например, свыше миллиона.

— Свыше миллиона? Вот где теснотища, поди, да толчея, не пройти, не проехать. Чугун на улицу выставь, это Иван его по ошибке занес. Ага, тут, тут пусть. А Железное наше, к примеру, может в город вырасти? — И сама же ответила: — Нет. На пашню далеко ездить придется.

— Почему нет? Может. По образу жизни — может. Газ, водопровод, паровое отопление, каменные дома, электричество.

— Какая ты ученая. Электричество, поговаривают, будет и здесь. А я недавно читала, в Америке аж стоэтажные дома есть. Верно это?

— Есть. Небоскребы называются.

— Что-нибудь да скребут. Не землю, так небо. Сто-о-о-этажные! Как же люди, которые в них живут, работают? Пока слезешь оттуда — угоришь, а обратно уж и не подняться.

Алена хохотала, как никогда до этого не хохотала. От души. Долго. До коликов. До изнеможения. Опустилась на табуретку, бессильно свесила руки, запрокинула голову к светлому потолку из оконных рам и ойкнула.

— Ну, закатилось за тучку красное солнышко. Что с тобой?

Мария играла, но не переигрывала. И если бы Алена заметила в ее игре фальшь, было бы уже не то.

— Артистка ты, Маша. — Вытерла слезы, выдохнула последнюю смешинку. — В высоких домах имеется специальное устройство для подъема и спуска. Лифт называется.

— Лиф? Ну, капиталисты-бизнесмены! Ничего другого сочинить не могли. Ха-ха! Лиф. Умора. А ты на транвае ездила?

— Ездила — не то слово. Надоело ездить.

— Сюда и прикатила?

Никто толком не знает, почему Алена Ивановна сюда прикатила, и сама она не скажет. Да и кому какое дело до ее причин?

— А у вас, Машенька, есть дети?

— То-то и оно, что нету. И живем дружно, и спим тесно, а не наспим никак. Я, знаешь, о чем уж подумываю? Не проболтайся, смотри. Возьмем мы с Ванюшей девчоночку из детского дома, а скажем — наша, у бабушки жила. Можно так?

— Вполне. Я бы тоже взя…ть посоветовала, — чуть не сказала «взяла» Алена Ивановна.

— Эх, Лена-Алена! Уж больно легкие мы на советы. Не знаю, как тебе, а на мой характер шибко тяжело обманывать. Не могу врать, не умею. И не научусь никогда.

— Ложь во спасение — не порок.

— Для кого — не порок, для кого — порог, — оттиснула Мария последние буквы похожих слов, — а для меня он вовсе высокий. Перешагну ли?

— Захочешь — перешагнешь. Думаешь, мой порог ниже твоего был? Перешагнула. Маша! А это что за вещь?

Алена докопалась до кухонной принадлежности, похожей на ополовник, но зачем-то в дырочках, и недоуменно вертела в руках эту снасть и так и так.

— На вот! Да это ж шабала.

— Ша-ба-ла? — по складам повторила незнакомое слово горожанка. — А дырки зачем?

— Ну, милка моя… Да как же ты в деревне жить собираешься? Зачем дырки в шабале, не знаешь. Зола высыпется, угольки останутся. Мы, если просто так, для тепла, то кизяком топим, а когда хлеб печь — дровами. Угольки сгребаем в загнетку…

Мария подробно объясняла весь производственный процесс получения угольков и принцип работы самовара, но Алена Ивановна слушала плохо и не все понимала. Сосредоточиться мешала шабала, которая спрашивала и отвечала. Спрашивала: «Да как же ты в деревне жить собираешься?» и отвечала: «Зола высыплется, угольки останутся». Хорошо бы, если так.

— Еще одна помощница бежит, — показала на окно Мария. — Ух ты! Аж спотыкается.

— Алена Ивановна Черепанова у вас? Алена Ивановна! Вас Анатолий Карпович требует.

— Некогда ей. Видишь, мы делом заняты.

Посыльная растерялась и переступала с ноги на ногу.

— Тетя Маша, директор ее вызывает. Срочно.

— Ой, верно ведь! Я ж должна присутствовать на обсуждении проекта. Некрасиво получится.

— Ну, тогда иди, Аленушка. — И, проводив за двери, шепнула: — Забегай почаще. Ладно? И тебе веселее, и мне подружка. Или нет?

— Подружка, подружка.

— Вот и познакомились. Ну, я жду на чай с молоком.

— Обязательно приду! Пока!

Алена скоро запыхалась и отстала от молоденькой посыльной. Возраст. А девчонка безо всякого намека на то оборачивалась на бегу, махала сдернутым с мальчишеской стрижки платком и поддразнивала:

— Не догнать, не догнать.

Не догнать. Никогда не догнать ей эту девчонку.

В вагончике — целое застолье: заседание штаба. На передней стенке — репродукции скульптуры Мухиной «Рабочий и колхозница», а над серпом и молотом по голубому оранжевым «Даешь целину!» Всего два слова добавили от себя — плакат получился. Рядом с плакатом — лист ватмана. Прямоугольники, квадраты, кружочки, пунктирные линии, линии сплошные, стрелки, цифры, наименования. Проект усадьбы совхоза.

— Задерживаетесь, Алена Ивановна.

— Извините, Анатолий Карпович. Краевой помогала и забылась. Извините, товарищи.

— Хорошо. Садитесь.

Но садиться некуда, и Черепанова, заложив руки назад, прислонилась к обшарпанным доскам около двери.