Николай Егоров - Залежь

— Садитесь, Алена Ивановна, — повторил Белопашинцев.

На скамейках затолкались, задвигались, выкраивая еще одно место. Выкроили.

— Итак, ребята, начнем.

— «Победа»!

— Анатолий Карпович! «Победа».

— Машина, — уточнил Евлантий Антонович, о какой «Победе» идет речь.

Анатолий глянул в окно и тут же отвернулся, все поняв.

— Хлопцы. Секретарь райкома.

— Он самый, товарищ директор. Если гора, не идет к Магомету и прочее. — Постучал тросточкой по дощатому гулкому боку вагончика. — «Антей» здесь живет?

— Здесь, здесь, Михаил Павлович! Входите.

— Далеконько вы залетели, соколы, насилу нашел.

Грахов, подтаскивая протез к здоровой ноге, останавливался на каждой ступеньке, и пока он их одолел, эти три ступеньки, за столом успели нашептаться:

— Фронтовик.

— Наверно.

— Не наверно, а точно. Мне шофер местный рассказывал, видел, как его ранило.

— Как?

— Чи. Потом.

— Ну! Здравствуй, племя. До чего ж вы все новые да юные. Прямо завидки берут.

— Предположим, не все новые и не все юные, — подал голос Евлантий Антонович.

— Ба-атюшки, да ведь это вы, Хасай! А я смотрю — личность вроде знакомая. За бороду спрятался, путешественник? Ладно, ладно, не оправдывайся. После поговорим, у вас, похоже, мероприятие какое-то. Не помешаю?

— Нет, нет, Михаил Павлович. Наоборот.

Женя Тамарзин вылез из-за стола и встал к листу ватмана.

— Сиди, сиди, молодой человек! Я найду себе место.

— А ему все равно там стоять.

— За какую провинность?

— Докладчик он сегодня у нас. Планировку поселка обсуждаем. По его проекту.

— А разве типовой разбивки не было на вашем участке? Должна быть, плохо смотрели.

Все переглядывались, улыбались, но никто ни слова.

— Ах, заговорщики! Натворили что-нибудь? Ну мне-то хотя вы могли сказать или нет? Анатолий Карпович…

— Разбивка была, но мы ее на костре сожгли.

— Умудрились.

— Умудрились, Михаил Павлович, — развел руками Белопашинцев.

— Ну-ну, интересно. Расскажите, как вы это сумели. А впрочем, не нужно. Может, оно и к лучшему? А?

Анатолий уже и очки снял, и приготовился отвечать, его спрашивать будут, не Васю Тятина и не Федора Чамина. Но секретарь, видимо, отложил собеседование на тот случай, когда они останутся тет-а-тет, то есть голова в голову, если дословно перевести с французского, а по-русски — просто один на один, чтобы по-русски же и поговорить. Щекотливое место у человека — авторитет.

— Слово для доклада… Нет! Для защиты проекта имеет Евгений Тамарзин, — объявил Анатолий и добавил полушутя, полусерьезно: — Наш главный архитектор.

Женя снял с гвоздика указку, посторонился, провел по замкнутой пунктирной линии.

— Граница территории, занятой под сооружения. Площадь прямоугольника…

— Да это не важно, Женя!

— Нет, важно. На производствах любой отрасли промышленности борются за экономию обтирочных концов, а мы почему должны пинать землю? Землю! Самый дорогостоящий изо всех материалов. Она кругла, но не бесконечна.

— Молодец парнишка. Ай, молодец, — чуть слышно прошептал Грахов. И не сдержался: — Верно мыслишь, молодежь! Прошу извинить. Продолжайте, пожалуйста.

Женя, как равный равного, наклоном головы поблагодарил первого секретаря за поддержку и снова повернулся к чертежу. Он называл объекты, доказывал целесообразность их расположения, отстаивал современность, говорил об эстетике. Он расписывал фасады зданий, сажал деревья, разбивал цветочные клумбы, подстригал кустарник, асфальтировал тротуары, лечил в новой больнице людей, лепил скульптуры, возводил дворцы, строил школу, кафе, баню, прачечную, котельную, прокладывал водопровод, зажигал электричество. Он жил уже в этом поселке.

И когда архитектор кончил говорить, Белопашинцеву не понадобилось искать внимательным взглядом, кто намеревается выступить или задать вопрос.

— У меня вопрос! — поднял руку Евлантий Антонович. — Вернее, предложение. Докладчик… о-очень много внимания уделил эстетике. Предположим, я тоже за нее.

— Предположим или за нее? — и Грахов лукаво подмигнул соседу.

— За эстетику, Михаил Павлович, вы меня на слове не ловите. Но было бы неплохо, если бы Женя сказал, что она даст кроме дополнительных расходов?

— Прибыль, Евлантий Антонович. Эстетика производства — фактор положительный, значит, и материальный, а наше жилье — наше производство.

— Попроще можно? С примером.

— Евлантий Антонович, — ответил за Женю Грахов, — вы сами пример. Скажите-ка, почему некто уехал из энского совхоза пять или семь лет тому назад? Да что говорить! Хороший землекоп лопату выбирает которая покрасивше, потому что он больше заработает такой лопатой. Женя, вам сколько лет?

— Десять классов закончил, — дипломатично ответил Тамарзин.

— Семнадцатый год, — уточнил Анатолий.

— Да! Я упустил немного. Строительство основано на использовании поступающих материалов и типовых конструкций.

— Ясно, ясно, Женя. Возражений, дополнений нет больше ни у кого? Тогда приступим ко второму вопросу: очередность застройки.

— Обождите вы, Анатолий Карпович, со своей очередностью, — перебил директора агроном. — Нам техника не та поступает, а Михаил Павлович вот-вот скажет до свидания, ребята.

— Да нет уж, досижу до конца. Нравится мне у вас.

— И вес же, пользуясь случаем, вначале нужно решить, что с техникой предпринять. Не та техника идет. Идут гусеничные тракторы, идут мощные плуги, культиваторы, сеялки даже.

— Позвольте, позвольте, товарищ Хасай, а вам что нужно?

— Нам? Нам косилки нужны, грабли, стогометатели, легкие трактора. Можно лошадей. Не запахивать же сено в землю, Михаил Павлович. Конец июля. Это же вре…

— Ну-ну-ну. Разошелся. Спокойней можешь? Кипишь, кипишь, а чаю нет. Сеноуборочная техника вся занята. Понимаете? А впрочем, что-нибудь придумаем. Так что же вы собираетесь в первую очередь строить?

— Коттеджи для молодоженов!

Сыпанул смех, словно самосвал семечек с горохом разгрузился.

Оказалось, что все надо строить в первую очередь, потому что один предлагал начать с общежитий, другой — с бани, третий — с кафе-столовой, четвертый — с клуба, девчатам промтоварный магазин срочно понадобился, и Михаил Павлович только сединой потряхивал: да, все надо строить в первую очередь, человек велик. И ничего не осталось, как решить спор неумолимым «кто за?».

Алена Ивановна была избрана членом целинного штаба — как человек в возрасте и с жизненным опытом, но разбиралась она во всей этой организации ничуть не больше восемнадцатилетних. Если не меньше. И помалкивала сидела. Помалкивала и думала: как же так? Или она пропустила или архитектор? Она никак не могла не заметить, упомяни Женя Тамарзин детский сад на своем генеральном плане. Не могла. Это ее жизнь: до восьми лет воспитывалась, с восемнадцати воспитывала сама.