Борис Рощин - Открытая дверь

Первым делом «только лейтенант» потребовал, чтобы финский домик на территории базы, приспособленный под общежитие грузчиков, был немедленно освобожден и предоставлен в его распоряжение. «Согласно договоренности», — пояснил лейтенант. И тоном, не допускающим возражений, добавил, что люди его будут заниматься только плановой работой, предписанной командованием, и никакой иной.

От этого заявления молодого командира заведующий базой схватился за голову, ахнул:

— Товарищ лейтенант, как же так! Вам по плану два вагона всего в сутки причитается отгружать, а у вас пятнадцать здоровых парней. Да я один с хорошей подачей за двухсменку пару пульманов забью. Испокон веков служивые нам грузить подсобляли, а вы отказываетесь. Ведь не задарма же будут ребята работать, на увольнение подзаработают.

— Мы сюда не на заработок приехали, — сухо отрезал «только лейтенант», — а выполнять боевую задачу.

— Да что вы сюда, паруса на вагонах ставить приехали! — вспылил заведующий. — Идемте к директору Заготконторы, там будем разговор вести.

Илья Терентьевич, к удовольствию Антоныча, сразу же взял строптивого лейтенанта в жесткий оборот.

— Хорошо, мы освободим вам домик под жилье, — спокойно проговорил директор Заготконторы. — Попросим наших рабочих пожить пока в другом месте. Но мне непонятно ваше нежелание, товарищ лейтенант, помочь нам в работе. Погрузка двух плановых вагонов займет у вас не более четырех часов в сутки. Если это не военная тайна, чем вы намереваетесь занять ваших людей в оставшиеся двадцать часов?

— Помимо хозяйственных работ, мы не исключаем из расписания дня политподготовку, культурные мероприятия, личное время и положенный матросу по уставу восьмичасовой ночной отдых, — сурово возразил лейтенант.

— Насколько мне известно, на политические занятия в армии отпускается четыре часа в неделю. Значит, все остальное время вы намерены тратить на отдых, личное время и культурные мероприятия…

В этот момент в кабинет директора Заготконторы стукнулся кто-то робко, приоткрылась дверь и заглянула голова тетки Фроси и тут же исчезла.

— Ефросинья Алексеевна, зайдите! — крикнул директор. — Зайдите на минутку!

— Ой, да у вас люди, Илья Терентьевич, — смущенно проговорила тетка Фрося, появляясь на пороге и пряча землянистые руки под подол фартука. — Я Антоныча ищу…

— Ефросинья Алексеевна, извините за нескромный вопрос: сколько вам лет?

— Шестьдесят два уже справила, Илья Терентьевич.

— А на базе сколько лет работаете?

— Тридцать второй годок пошел.

— По сколько часов вы в сезон трудитесь?

— В сезон, Илья Терентьевич, от зари дотемна работаем. Пока ноги держат.

— Почему?

— Что почему? — не поняла тетка Фрося.

— Почему работаете сверх нормы? Ведь у нас по Конституции восьмичасовой рабочий день, и вы вправе иметь отдых. Почему же не отдыхаете? Или хотите только заработать побольше?

— Всех денег не заработаешь, Илья Терентьевич, — вздохнула тетка Фрося, — а мне самой много ли надо? Да и хозяйство у меня.

— Тогда почему же?..

— Так сезон ведь! — смутилась тетка Фрося. — Кто в сезон отдыхает? Урожай идет. В сезон и мышка ночью не спит, хлебушко на зиму заготовляет.

— Спасибо, Ефросинья Алексеевна, вы свободны, — проговорил директор и, подождав, пока закроется за теткой Фросей дверь, распорядился: — Антон Павлович, закажите в «прокате» для товарища лейтенанта и матросов его шезлонги. Погода нынче позволяет еще принимать солнечные ванны. Но установите шезлонги так, чтобы не мешать работать Ефросинье Алексеевне.

«Только лейтенант» вдруг смутился, покраснел, проговорил без прежнего уже гонора:

— Вы неправильно меня поняли, товарищ директор…

— Меня зовут Илья Терентьевич.

— Мы не отказываемся помочь вам, Илья Терентьевич, но у меня не бригада грузчиков, а флотское подразделение.

— Если я вас понял неправильно, извините. Значит, договорились: трудиться будете по-флотски. Не хуже чем, к примеру, солдаты на уборке целинного урожая. Хотел бы только уточнить — помогаете вы не нам, а государству. Что касается личного времени, то оно у вас будет. И время на политические занятия, конечно же, найдется.

— Теперь такой вопрос, Илья Терентьевич. Меня предупредили, что на базе имеются деклассированные элементы. Хотелось бы оградить от них моих матросов. Вон тот тип, — лейтенант кивнул головой на окно, за которым возился с контейнером Дурмашина, — уже подговаривал моих людей к выпивке. Мы начнем работу, у матросов появятся лишние деньги, и я боюсь за дисциплину.

— Вот что вас смущает, — проговорил директор и прищурился. — Попросим ответить на этот вопрос заведующего базой. Деклассированные элементы, как вы сказали, в его компетенции. Так как, Антон Павлович, насчет элементов?

Антоныч, нахмурившись, молчал. Потом поднял глаза и в упор в юное, мраморно-чистое личико лейтенанта. Проговорил:

— У нас на базе, товарищ лейтенант Мирошниченко, никаких элементов нет, а есть люди, рабочие. Все они — с советским паспортом. Среди них имеются больные алкоголизмом. А больных людей, по моему пониманию, не ограждать надо, а лечить и помогать им. Всем миром помогать, в том числе и вам с матросами. Вот так, Илья Терентьевич, я этот вопрос, как человек беспартийный, понимаю-кумекаю.

— Ну а я, Антон Павлович, как член партии, с вами согласен полностью. А вы, товарищ лейтенант?

Лейтенант, вконец сбитый со строгого официального настроя, пробормотал что-то невнятное.

— А чтобы не искушать ваших людей большими деньгами, — продолжал директор, — мы сделаем так, как делали всегда. Всю заработанную матросами сумму будем перечислять в сберкассу на ваш счет. Вы же ведите поименной список работающих и ежедневно подводите итоги сделанному. Закончите работы, произведете с людьми полный расчет. Думается, что ребятам перед демобилизацией лишние деньги не помешают. И, мне кажется, нужно больше доверять людям. Если ваши матросы приучены к дисциплине, то за несколько недель работы не должны от нее отвыкнуть. А если найдется один-два неустойчивых, на которых смогут оказать влияние наши «элементы», надеюсь, ваш коллектив, комсомольцы, призовут их к порядку.

Когда лейтенант ушел и Антоныч с директором остались в кабинете одни, Илья Терентьевич, улыбаясь, сказал:

— А что, Антон Павлович, кажется, мы, заготконторские, политически подкованы не хуже флота. А?

— Молодой еще, от школы только, от училища, — заступился Антоныч за лейтенанта. — Жизнью не обкатанный.

— Куда же мы поселим наших грузчиков на это время?

— Да, к Петру Осипову жена с дочкой приехали, — вспомнил Антоныч. — У меня остановились. Назавтра надобно с Петькой решать, Илья Терентьевич, как договаривались.