Борис Рощин - Открытая дверь

Зоя читала Васькину миниатюру неторопливо, с интонациями и, как показалось Ваське, с гордостью за него. Построена миниатюра была на голом диалоге и поражала слушателей неожиданной концовкой. Зоя читала:

«— Как-то там Федя наш сдает? А вдруг не примут?

— Федя меньше пятерки не получит. Примут!

— Всяко бывает, могут и не принять.

— А вон и Федя наш идет! Эй, Федя, мы здеся!

— Ну как, Федя, приняли? На сколько сдал?

— На четыре восемьдесят сдал. Одну не приняли. Лимонадную. Со щербинкой была».

— Васенька, неужели ты это сам придумал? — с тихим изумлением спросила бухгалтер Манечка и посмотрела на улыбающегося Дурмашину так, словно видела его впервые.

— Нет, Васек молодец! — воскликнул конюх Женя. — Я завсегда говорил: Васек — это голова! У него натура такая: ежели надо кому — рубаху последнюю отдаст, а должок завсегда возвратит.

— Кончайте перекур! — крикнул Антоныч из окна. — Федор, два вагона под ящики выдели матросам, остальные ставь под бункера. Василий, хватит лыбиться, убирай контейнера на подъездах. Уберешь — дуй к хранилищам. Поможешь там Ивану бочки с грибами загрузить. А ты, Женя, на комбикормовый склад езжай на Соловье. Свезешь в Подгородье комбикорма заготовителю и соль грибовару. Прихвати там заодно у Матрены Антиповой кору ивовую. На прошлой еще неделе звонила, чтобы за корой приезжали.

Васькин рассказ, опубликованный в газете, уже на следующий день дал первый практический результат. Из милиции заведующему базой позвонил начальник медвытрезвителя капитан Дерюгин и строго спросил:

— Антон Павлович, с каких это пор Кузьмин шофером стал, на автопогрузчике работает? У него что, права шофера появились?

— Нет у него прав, Владимир Захарович, — вздохнул Антоныч.

— Тогда почему нарушаете закон? Вы что, Кузьмина не знаете? Ведь он на погрузчике может такого натворить — под суд пойдете.

— Работать на погрузчике некому, Владимир Захарович, план горит. Временно Кузьмина допустили поработать, пока штатного водителя не подыщем. Под глазом моим всегда работает, без права выезда со двора.

— Немедленно снимайте Кузьмина с автопогрузчика. Начальник ГАИ только что звонил вашему директору, но не застал его. Немедленно снимайте Кузьмина! Вы поняли меня?

— Понял.

Антоныч повесил трубку и задумался. Слов нет, капитан Дерюгин прав: нельзя Ваське за рулем без документов. Придется снимать его с погрузчика. А кто работать будет?

— Зоя! — крикнул Антоныч и стукнул в стенку кулаком. — Зайди!.. — Вот что, Зоя, — Антоныч указал вошедшей работнице рукой на стул. — Садись. Поговорить мне с тобой надобно серьезно.

— О чем, Антон Павлович?

— О Ваське твоем.

— Почему это «моем»? — серое некрасивое лицо Зои порозовело.

— Вот что, Зоя, давай со мной начистоту, не таясь, как перед богом. Я Василия не первый год знаю и много таких, как он, на веку своем повидал. Мужик он пьющий, этим все сказано. Но по натуре — добрый мужик, привязчивый, а насчет работы, сама знаешь. И рассказы вон пишет.

— Антон Павлович, не пойму я, к чему этот разговор у нас?

— Велено мне, Зоя, Ваську с погрузчика снять…

— Ой, Антон Павлович, как же так!

— Документа у него нет. Строго велено снять самой милицией. Боюсь я, что запьет Васька с расстройства. А ведь он наладился сейчас. Ежели не устоит сейчас, сорвется — пропадет мужик. Ты, Зоя, одна можешь его поддержать.

— Я? Почему я?

— Симпатию он к тебе имеет большую.

— Скажете тоже, Антон Павлович…

— Имеет, Зоя, сама знаешь. Дело это, конечно, личное, суваться в него другим не положено… Ты-то к нему как относишься?

— Что я… Я ведь, Антон Павлович, тоже хлебнула всякого. Видите вот, одна с сыном живу. Принцев не жду. На меня теперь если даже взглянет кто по-хорошему, долго помню.

— Вот и я про то же говорю: плохо человеку одному. По себе знаю. И чем дальше, тем горше становится. Ты не подумай, Зоя, что сватаю тебе Василия, нет. Васька — он ведь сирота, слова доброго в жизни не слышал ни от кого. Его столько обманывали, пинали, смеялись над ним, подумать страшно. Жена и та обманула, платит он теперь алименты чужому ребенку. Другой бы на его месте озлобился давно, на людей стал бросаться. А он, телок, все тычется мордой к людям, хоть и бьют его. Заведующий наш прежний Лука Петрович хуже зверя был. Уж как он Ваську ломал, чтобы вора, подлеца из него сделать, а и то не смог. Нельзя Ваську сейчас без поддержки оставлять, Зоя. Никак нельзя.

— Что я-то могу сделать?

— Женщина ты серьезная, самостоятельная. А Василий тянется к тебе. Ты приглядись к нему получше. Парня твоего он любит и не обидит никогда, это я точно знаю. Что пить бросит начисто, на это не рассчитывай. Но придержать его, к мере приучить, это можно. Ведь он, смотри-ка, в школу пошел! Это кто бы мог подумать! В газете печатается! Ну как, Зоя, приглядишь за Васькой?

— Пригляжу.

Васька Дурмашина известие о лишении его звания «водитель автопогрузчика» воспринял, к удивлению Антоныча, спокойно. Спросил:

— Теперича кто я по должности?

— Плотником оформлен, как и был. Работать будешь в бригаде Федора.

— Э, нет, Антоныч! — возразил Васька. — Раз я плотник, давай работу по специальности. Топориком охота помахать. А грузить покуда погожу, здоровьишко приберечь надо.

— Ты же сам просился в бригаду к Федору, — удивился Антоныч.

— То дело прошлое. Теперича мне свободное время требуется. Учусь я, Антоныч, пишу, читаю. Потом думаю на вечерние курсы шоферов еще податься. Читаю теперича, Антоныч, столько, аж башка гудит, как после браги.

— Кого же ты читаешь? — усмехнулся Антоныч.

— Этого, как его… Достоевского. Сейчас читаю у него, как один хмырь старуху топором ухайдакал, деньги ее грабанул. Думал, грабанет деньги и заживет в сплошной альтернативе… Нет, Антоныч, деньги не главное в жизни! Сам-то ты читал Достоевского?

— Не читал.

— А Джека Лондона читал?

— Не читал.

— Вообще-то ты, Антоныч, сапог сапогом. Достоевского не читал, Джека Лондона не читал, Горького, наверно, тоже не читал. С тобой и поговорить-то не о чем.

— Ты вот что, Васька, — рассердился Антоныч, — кончай болтать и дуй на вагон к Федору.

— Не, Антоныч, я тебе серьезно все сказал. Дело к шести часам движется, рабочий день мой как плотника кончается. Мне к семи часам в школу поспеть надо. А будешь вылупаться, Антоныч, в профсоюз пожалуюсь. Я теперича непьющий и штатный, меня голыми руками не возьмешь. Бывай здоров, Антоныч!

В конце октября сезон на базе Заготконторы заканчивался. Умолк гул машин во дворе, смолк скрежет ленточных транспортеров, не слышно стало голосов шоферов, сдатчиков, заготовителей, товароведов, лаборантов. Антоныч наконец-то успокоился, пришел в себя от ежедневной несусветной беготни, спешки, нервотрепки. Нежданно-негаданно позвонил Антонычу на базу секретарь горкома Стеклов, спросил весело: