Борис Рощин - Открытая дверь

Антоныч сидел возле Васьки еще минут десять. Рассказывал ему о делах заготконторских, про дружков его, про Голубу.

— Ну, Василий, поправляйся! — бригадир поднялся со стула. — Ждем тебя на базе.

— Бывай здоров, Антоныч, — Васька придержал руку бригадира в своей мозолистой лапище, замялся: — Еще хотел спросить…

— Ну?

— Ты альтернативу, — Васька выразительно щелкнул себя пальцем по горлу, — сам бросил или как?

— Сам.

— Меня доктор вербует в больницу лечиться, — Васька в упор посмотрел на Антоныча. — Как посоветуешь?

— Это сам решай, Василий. Здесь совет без надобности.

— Ну, бывай! — Васька вздохнул облегченно.

В конце мая по Заготконторе пополз слушок: заведующего базой Луку Петровича скоро снимут с работы. Все уже знали, что Антоныч с грузчиками ходили в горком к секретарю Стеклову. О чем они беседовали с первым секретарем, никто толком сказать не мог, грузчики помалкивали. Завбазой, хмурый, злой, сидел в конторке, зарывшись в бумагах. «Волки» старались не попадать ему на глаза. Директор Заготконторы Иван Александрович Самодумов перестал по утрам появляться на базе, и теперь его часто видели в кабинете трезвым.

Завбазой, утонув в бумагах, на телефонные звонки не отвечал. Зло щелкал тумблером, переключая свой телефон на телефон «общей половины». Сидевшие здесь «волки» поднимали трубку и, не решаясь беспокоить Голубу, бежали за Антонычем. Антоныч деловито распоряжался, на какой путь ставить вагоны под разгрузку, куда подавать порожняк. Скоро приемосдатчики грузотоварной станции привыкли к такому положению дел и спрашивали по телефону уже не Луку Петровича, а бригадира Антоныча. И конюх Женя шел плакаться насчет сена не к Голубе, а к Антонычу. «Волки» просили «дела» тоже у Антоныча. Даже тракторист Володя обращался утром за нарядом к бригадиру грузчиков.

Наконец грянул гром, на базу прибыла ревизия. Такой представительной комиссии никому в Заготконторе видеть прежде не доводилось. Возглавлял ее высокий седой старик с армейской выправкой. Поговаривали, что работает он в городском комитете народного контроля и во внештатной приемной редакции газеты. Старик был неразговорчив, глубоко ввалившиеся глаза его из-под кустистых бровей смотрели на всех строго и пронзительно.

В прежние времена Лука Петрович встречал всегда ревизоров хлебом-солью. Сейчас он даже не сделал попытки пригласить их к столу. Сухонькая старушка в черных роговых очках засела с Лукой Петровичем за проверку бумаг, остальные принялись хлопотать во дворе базы, пересчитывать ящики, контейнера, бочки, проверять склады и хранилища, набитые заготконторским добром.

Для грузчиков и «волков» базы наступили горячие деньки. Нужно было не только выгружать прибывающие вагоны с тарой, комбикормами, пиломатериалами и прочим товаром, но и отгружать макулатуру, ивовую кору, клюкву, грибы, соленые огурцы, веники, метлы, чагу и другое медицинское сырье. Нужно было пересчитать, перекладывая с места на место, десятки тысяч ящиков, мешков, картофельных сеток, лукошек, ящиков с гвоздями, мотки колючей и простой проволоки, рулоны железных сеток, дефицитные охотничьи товары. Нужно было перевешивать тонны лука, комбикормов и даже лосиные туши. Перебирали, осматривали, взвешивали все, чем богата районная заготовительная контора.

Грузчики во главе со своим бригадиром, чем могли, помогали ревизорам: объясняли, подсказывали, скрупулезно вели подсчеты. Из «волков» к проверке по совету Антоныча был привлечен лишь один Петька Убогий. «Мужик честный и счет вести умеет» — так представил Антоныч Петьку высокому старику, председателю ревизионной комиссии. Старик строго оглядел взъерошенную фигуру Убогого, записал зачем-то его фамилию в блокнот и отправил пересчитывать банные веники и метлы. Петька добросовестно занимался этой работой два дня, перекладывая их из одной груды в другую. Голуба, застав его за этим занятием, подошел вплотную, оглянулся, шепнул: «Пять тысяч штук. Понял?» — и сунул в руку Убогого пятерку. Пятерку эту Петька в тот же вечер пропил, а на следующий день доложил Антонычу: «Веников десять тысяч штук».

Голуба смотрел на Петьку зверем. Проходя мимо, шепнул:

— Живьем сожру, гниль убогая!

Петька вдруг ожил, заволновался. Подошел к высокому старику и повел его к отдаленному складу. Там показал отгороженную потайной стеной кладовку. Кладовка эта до самого потолка была забита мехами, шкурами, бидонами с медом и прочим «левым» товаром. О тайнике этом даже Антоныч ничего не знал и не подозревал.

Ревизия на базе продолжалась больше месяца. Даже видавшие виды ревизоры поражались: это была не база, а вотчина заведующего. Только в одном овощехранилище было обнаружено несколько многотонных отсеков с «ничейным» картофелем, редькой, морковью, брюквой. Один лишь список неучтенных товаров, обнаруженных ревизией, составил несколько страниц машинописного текста.

Если Антоныч со своими грузчиками помогали комиссии разбираться в делах заведующего, то «волки» этого делать не спешили, исключая Петьку, который открывал ревизорам все новые и новые тайники Луки Петровича. Вечерами «волки» собирались в конторке и, уже не страшась Голубы, оживленно обсуждали итоги дня.

— Это надоть, как Антоныч Луку Петровича прижал, — верещал Цимус. — Такая голова была у Луки Петровича.

Петьку Убогого, который помогал ревизорам «топить» заведующего, «волки» не осуждали и не поддерживали. Но каждый новый наступающий день они ждали теперь с интересом и даже пить стали меньше.

Васька Дурмашина вышел из больницы в самый разгар ревизии на базе. Возвращение его в Заготконтору прошло как-то тихо, незаметно. Внешне Васька сильно изменился. Вместо губастой, кирпичного цвета, морды была теперь у него бледная плоская физиономия с серовато-желтыми пятнами под глазами. Пострижен Васька был под «полубокс», оголенные от длинных косм уши его стояли торчком. Но самым новым и непривычным в обличье Дурмашины было то, что исчезли с его ног неизменные резиновые сапоги с мушкетерскими отворотами, которые всегда придавали ему вид человека, уверенно стоящего на земле. Сейчас на ногах его чернели старомодные полуботинки на резиновой подошве. Над ними полоскались серые хлопчатобумажные штаны. И пиджак на Ваське был необычный, сшитый из больничного байкового одеяла.

Стараясь ни с кем не встречаться, Дурмашина прошмыгнул в конторку, постучался в дверь заведующего.

Лука Петрович встретил Ваську хмурым взглядом.

— Здорово, Лука Петрович, — прогудел Дурмашина, — вот, пришел я…

— Вижу, что пришел. Чего надо?

Дурмашина помялся нерешительно, проговорил:

— Расчет думаю взять у вас, Лука Петрович. В автохозяйство на курсы пойтить.