Борис Рощин - Открытая дверь

— Расчет! — фыркнул заведующий. — Давно рассчитан ты, орел-голубь. Заплати долги и катись на все четыре стороны.

— Как же так, Лука Петрович? — обиделся Васька. — Я на работе пострадал, а меня и уволили. Не по закону это. Я жаловаться буду.

— Жаловаться?! — заведующий с искренним изумлением уставился на Дурмашину. — Ты — жаловаться?

— Я, — неуверенно подтвердил Васька.

— Так ты, орел-голубь, на работе пьян был, когда пузо твое лопнуло. На тебя в больнице экспертиза составлена. — Голуба смотрел на Дурмашину насмешливо.

От непривычного жутковатого слова «экспертиза» Ваське стало не по себе, но вида он не подал.

— Почему я сломался, Лука Петрович, не знаешь? — Дурмашина придал своему голосу многозначительную таинственность. — Куда ремень-то наш новый от транспортера девался? Не на лимонадный завод уплыл?

— Вот оно что… — заведующий откинулся на спинку стула и посмотрел на Дурмашину так, будто видел его впервые. — Значит, ты про ремень Антонычу капнул?

Васька тут же пожалел, что сболтнул про ремень, и понял, что терять ему теперь нечего.

— А хоть бы и я, Лука Петрович, — проговорил он с вызовом.

Заведующий вдруг преобразился: подобрел, размяк, распластался на столе руками. Проговорил скорбно:

— Эх, Васька, Васька! За мою-то любовь, доверие… От кого-кого, а от тебя не ожидал! Да ты садись, Василий!

— Ничего, постою, — Дурмашина не сводил настороженного взгляда с лица заведующего.

Лука Петрович сдвинул бумаги на край стола, повернулся на стуле, открыл железную дверцу сейфа.

— Я все… Завязал! Альтернативу не употребляю! — поспешно проговорил Васька, увидев в руках Голубы бутылку.

— Я тебя разве угощаю? — удивился заведующий.

— Это я так… к слову, — Васька смутился.

— Садись! — уже строго приказал Голуба.

Васька присел на край стула, отвел взгляд от бутылки в сторону.

— Эх, Васька, Васька, орел-голубь! Тебе ли на меня обижаться, — душевно проговорил заведующий и хлопнул Дурмашину по плечу ладонью. — Я ли тебе добра не делал? От бумаг разных спасал, от долгов, от тюрьмы. Возьмем прописку хотя бы. Прописал я тебя у себя?

— Прописал, — согласился Васька.

— Получил я с тебя хоть рубль за это?

— Откуда…

— А сколько должен ты мне, Василий?

— Почем я знаю…

— То-то, орел-голубь! А мне туго пришлось, так ты на меня груз рушишь.

Васька виновато понурил голову.

Заведующий налил в стакан водки, выпил, сочно крякнул.

Кадык на Васькиной шее дернулся, уши шевельнулись.

— Может, глонешь? — спросил заведующий.

— Не… — промычал Васька. — Завязал железно.

— Одобряю, — Голуба хрустнул маринованным огурчиком и мельком взглянул на часы. — Теперь тебе с этой «святой водичкой» осторожным быть надо.

— Это почему? — нахохлился Васька.

— Как почему? Здоровьишко-то небось не то, орел-голубь?

— Здоровьишко при мне, — буркнул Дурмашина.

Заведующий усмехнулся, подмигнул понимающе:

— И курсы одобряю. Там ящики таскать не надо. Сиди себе в классе, нагуливай жир.

Васька от намеков заведующего на свое здоровье расстроился и разволновался всерьез. Да он и сейчас на вагоне устоит, а уж «волка» любого зашустрит. Рано еще списывать его, Дурмашину, во вторсырье. Еще увидят некоторые, заткнутся…

Заведующий вновь взял в руки бутылку.

Лоб Дурмашины перекрестили две черные вздувшиеся жилы.

Горлышко бутылки звякнуло о стакан.

— А может, глонешь граммчиков пятьдесят? Не повредят пятьдесят-то? — Голуба смотрел на Ваську насмешливо.

— Не… — Васька покрутил головой. Глаза его потускнели, подернулись дымкой. — Не…

— Один глоток не можешь, что ли? — Голуба уже не улыбался, смотрел в лицо Дурмашины острым ледяным взглядом. — За встречу?

— Не… — мычал Васька, и на подстриженных висках его синели жилы.

— «Экстра»!!

Лицо Дурмашины дернулось, перекосилось. Губы скривились в мучительной улыбке:

— Ну ежели «Экстры», — прохрипел он.

— Вот, орел-голубь, и вся твоя альтернатива! — проговорил заведующий, когда Дурмашина опорожнил стакан.

Васька молчал. Бледное лицо его и уши быстро розовели.

Голуба вновь взглянул на часы, убрал водку в сейф. Нагнулся, достал из-под стола черную бутылку, заткнутую бумажной пробкой. Спросил:

— Как, Василий? Захмелел вроде?

— Ну вот еще… — сплюнул Дурмашина. — Я после литра ворочать могу.

— Раньше мог, — сухо поправил заведующий. — Теперь тебе, орел-голубь, только с Убогим в паре работать.

Дурмашина презрительно усмехнулся. Харкнул вдруг с былой хлесткостью, шумно высморкался в рукав.

— Давай на спор, — загорячился заведующий и вытащил из бутылки бумажную пробку. — Два стакана «черта» — и мешок с комбикормом не поднимешь.

— Я? — изумился Васька.

— Ты.

— Давай! — Васька решительно махнул рукой. — Наливай!

Уже после первого стакана глаза Дурмашины, отвыкшего в больнице от спиртного, стали стекленеть. После второго Васька, вконец опьянев, обалдело заулыбался.

— Мешок поднимешь? — спросил Голуба и выглянул в окно.

— А то нет… — промычал Дурмашина.

— Идем.

Они вышли во двор базы. Во дворе было тихо, безлюдно. Бесформенные раскисшие тучи неслись по небу, почти задевая вершины ящичных пирамид, высившихся во дворе. Возле забора постукивал молоток. Это неутомимый дед Саша, забыв про обед, подновлял, ремонтировал тару, готовил ее к сезону.

Заведующий, зорко посматривая по сторонам, завел пошатывающегося Дурмашину в закуток возле контрольных грузовых весов, указал на мешок с комбикормами, стоящий в углу.

— Возьмешь?

— А то нет! — лихо рявкнул Дурмашина.

Васька подошел к мешку, присел, обхватил его руками. Натужился, рванул на себя, вскинул на плечи. Прохрипел, шатаясь:

— Ну вот…

Заведующий, приоткрыв ворота грузовых весов, выглянул на улицу. Кое-где на шоссе виднелись редкие фигуры прохожих.

— По шоссе иди, — приказал Голуба, подталкивая Ваську к воротам. — Дойдешь до поворота на лимонадный и обратно. Понял?

— А то нет, — прохрипел Дурмашина.

— Донесешь — твоя взяла. Ведро «черта» ставлю. Ну, пошел, орел-голубь!

Выпроводив Дурмашину с мешком на улицу, заведующий торопливо заскочил в конторку, снял телефонную трубку:

— Алло! Милиция? — прокричал Голуба пискливым — не своим — голосом. — Из Заготконторы пьяные комбикорма воруют. Я напротив базы живу, мне все видно. Скорей приезжайте. Один пьяный с мешком по шоссе побежал к лимонадному заводу.

Милицейская машина, выскочившая из-за поворота, едва не сбила Дурмашину, который выписывал по шоссе немыслимые кренделя и, чудом держась на ногах, с геройским упорством пер на своих плечах мешок с комбикормами.

Заведующего базой Заготконторы Луку Петровича Фомичева судили вместе с главным бухгалтером Заготконторы молчаливой и неприметной Анной Никифоровной, которая на суде тихо и непрерывно плакала. Лука Петрович на суде держался спокойно, с достоинством.