Иосиф Герасимов - Ночные трамваи

Андрей зачастил к Люсе. Павел Петрович об этом и не узнал бы никогда, не шепни ему Соня: мол, дочь невестится, а он, папаша, так в своей круговерти и свадьбу прохлопает. Вот тогда он решил взглянуть на «жениха», и перед ним возник широкоплечий усмешливый паренек с соломенными волосами, безбоязненным взглядом серых глаз, и на полушутливый вопрос Павла Петровича, что это так часто Андрей Бастионов стал бывать у них дома, услышал обезоруживающий ответ: «А мы любим друг друга». Он и потом много раз по самым неожиданным причинам ошарашивал Петра Петровича. Но в ту пору, получив такой ответ, Павел Петрович едва сдержал себя, чтобы не взорваться, сказал: «Может быть, вы и пожениться собрались?» И Бастионов ответил: «Конечно, мы об этом думали. Но это позднее, когда подрастем и станем самостоятельными». За этот ответ Павел Петрович ему все простил, потому как увидел не только мужество, но и разумность в мальчишке. Позже Павлу Петровичу не раз казалось: Андрей Бастионов со школьных лет выработал себе программу и неуклонно следовал ей, ведь чего хотел, того и добивался…

Документы начинались пожелтевшей газетной вырезкой… Противненькое дело, полнейшая белиберда, а из-за него они все чуть не попали в гнусную историю, да, собственно, и попали, стоило немалых унижений, чтобы из нее выкарабкаться.

К тому времени Андрей Бастионов уже шесть лет был женат на Люсе да и вообще преуспевал: в свои двадцать шесть был кандидатом технических наук, думал о докторской. Все верно, однако вряд ли Андрей Владимирович без помощи тестя смог бы сделаться в свои годы директором НИИ, правда, плохонького, состоящего при министерстве чем-то вроде пансионата для престарелых, или, как шутили в министерстве, «устарелых», туда спихивали людей, чтобы они не оказались на улице. Не Павлом Петровичем было такое заведено, а Кирьяком, тот любил, чтобы его считали человеком широким и добрым. Андрей был направлен в институт не случайно, нужно было одним ударом разбить устоявшееся. Потому что к тому времени, став министром, Павел Петрович отчетливо видел: без серьезной науки отрасль не поднять, проектных институтов мало,, последования ограничены, а в Академии наук опереться не на кого, академики чванливы, у них больше теория, с ними можно дружить, но надеяться на них нельзя. Есть только один выход: создать свое.

Прежде на НИИ смотрели с усмешкой, ведь при каждом министерстве были свои институты. Такова была дань времени, почти мода, как, впрочем, и многочисленные отделы научной организации труда, ими бахвалились, бренчали, как медалями, их любили поминать в докладах, но всерьез не принимали: есть, мол, наука и есть, кто же против нее, на Западе есть, и мы не лыком шиты. Шла даже борьба за престижность: чем больше НИИ при министерстве, тем оно солиднее, вот они и плодились чуть ли не прямым делением, хотя проку от них было чуть. Однако же, как у всякого явления, так и у этого, показного, были свои причины, и главная из них, пожалуй, — установившаяся в те годы жажда красивости: лучше, мол, ходить в шитом золотом мундире, чем в нормальном костюме, потому как мундир слепит глаза и не разглядеть за ним пустоты, которую он скрывает. Но не это сейчас важно, а другое: Павел Петрович задумал создать не формальный, а настоящий мозговой центр. Может быть, на него повлияла поездка в Японию, а может, она была только толчком для осуществления задуманного ранее. Андрей по всем статьям подходил для решительных действий. Он был яростно тщеславен и потому жадно насыщался знаниями, цеплялся за любую стоящую информацию, прекрасно владел английским, выписывал специальные журналы из других стран.

Будущий директор НИИ легко защитил диссертацию вовсе не потому, что тесть расчистил ему дорожку, его работа была серьезна, и люди, независимые от министерства, говорили: она вполне тянет на докторскую. Но тут уж Павел Петрович вмешался, посоветовал не идти на это во избежание лишнего шума; все придет в свое время. Андрей еще студентом мотался по заводам и, когда был в аспирантуре, работал без продыха. Трудолюбия ему было не занимать. Расчет у Павла Петровича был точный: этот парень быстро собьет активную группу из тех, с кем учился и кого узнал на заводе, он выметет весь склочный хлам из института, посадит своих ребят, а те тоже тщеславны, они будут рваться к работе. Так и произошло.

С первых дней Андрей повел дела круто и умело, но никто, кроме домашних, не знал, что главное решалось поздними вечерами вот здесь, в этом кабинете. Павел Петрович конечно же верил в Андрея, однако считал: должен оборонить его от неприятностей и срывов своим опытом, ведь разгон заржавевшего НИИ — дело не простое; а увольнять людей, не имея причин, нельзя. Да, конечно, операция была не из легких, но она удалась. Павел Петрович нашел и фонды для НИИ и валюту, чтобы купить нужные приборы. Однако игра стоила свеч, остальное было уж пустяками… Кроме одного. Вот этой пожелтевшей вырезки из газеты…

Когда помощник положил перед Павлом Петровичем номер газеты с обведенной красным карандашом статьей, он сначала ничего не понял. Заголовок был криклив и отдавал дурным вкусом, но зато сразу обращал на себя внимание: «Бастионов берет бастионы». Ниже более мелким шрифтом было набрано: «К чему ведет вседозволенность». То, что Павел Петрович прочел, никак не вязалось с Андреем, во всяком случае с тем его обликом, который укрепился в сознании. Но постепенно его сомнения развеялись.

В ту пору вот уже третий год по столице бегали нарядные, веселые «Жигули». Они были не так дороги и многим облегчали жизнь, за ними стояла слава старинной итальянской фирмы, и конечно же владение этой машиной входило в понятие престижности. Попросила купить «Жигули» и Люся, наверное, не без ведома Андрея…

Павел Петрович пробежал глазами пожелтевшую вырезку, воскрешая детали происшествия. Автор статьи не чуждался лирики, был он в то время молод и готовил себя для более славных дел, чем уголовная хроника в газете, и добился своего, став автором детективных романов. В корреспонденции умело создавалась контрастность между наглым, безответственным характером Андрея и теми, кто его ловил. Автор обрисовал троих общественных автоинспекторов, рабочих известного в Москве завода, патрулировавших в ту ночь. Это были славные, спокойные и смелые ребята, стоявшие на страже порядка и законности. Около полуночи они обратили внимание на «Жигули» 10-50 ММА. Автомобиль битком был набит пассажирами, даже на переднем сиденье рядом с водителем вместо одного сидели два человека. Один из инспекторов, высунувшись из патрульной «Волги», светящимся жезлом предложил водителю «Жигулей» остановиться, но тот не только не притормозил, а резко увеличил скорость. Началась погоня.