Иосиф Герасимов - Ночные трамваи

— Сможем вмешаться?

Клык подумал и утвердительно кивнул.

— Надо замять это дело, и чем быстрее, тем лучше.

Клык еще раз подумал и кивнул на дверь, на комнату, которая была за кабинетом, — нечто вроде гостиничного номера, там было все необходимое для отдыха и стоял шкаф, набитый всякой всячиной, которую накупил на деньги Павла Петровича тот же самый Клык в закрытых сувенирных киосках.

— Я возьму, — сказал он, проскользнув бесшумно за дверь, и вскоре вернулся с электробритвой фирмы «Браун» и коньяком «Камю», все это ловко завернул в цветную бумагу и направился к выходу.

Павел Петрович сказал ему вслед:

— Пусть Андрей Владимирович не позднее чем через час будет у меня.

Клык даже не обернулся.

Прежде чем заняться делами, Павел Петрович прикинул: как быть дальше? Решение нашлось сразу, его подсказала газета. Она была рассчитана только на столичных жителей, ни в области, ни в республики газета не попадала. «Ладно, так и будет», — решил он и сразу же принялся за неотложные телефонные разговоры.

Зять появился довольно быстро, он вошел в кабинет стремительной походкой, краснощекий, с колючими рыжеватыми усиками, белозубой улыбкой, на нем был легкий, словно из тончайшего алюминия, костюм с голубой водолазкой; улыбка не сошла с его лица, даже когда он заметил на столе газету; указав на нее, спросил:

— По этому делу вызывали? Будет вздрюк?

— А ты ждешь, что тебе спасибо скажут? — Недавно пережитое унижение перед Клыком вылилось гневом: — Почему, черт возьми, обо всем этом я должен узнавать из газеты?! Да ты понимаешь, что за этим стоит?! Загремишь, олух небесный, под суд. Я тебя выручать должен? Ты ведь человека сбил!

— С этим — порядок, — приподняв большую ладонь, ответил Андрей. — Был в больнице. Хороший парнюга попался. Наш брат технарь. Из гостей возвращался, поддал немного. Небольшое сотрясение и перелом. Но уже выписался. Ребята его к жене на дачу доставили. Там долечится. Так что он в больнице три дня был. Убыток я ему компенсировал. Доволен.

Павел Петрович смотрел на этого здорового русоголового человека с крепкими нервами и крепкими мышцами; порез над левым надбровьем еще краснел, но затянулся. Все у него было хорошо, все нормально. Другого бы Павел Петрович выставил за дверь и, может быть, снял с директорства, чтобы не заносился, но этот… этот был мужем его дочери, любимым учеником.

— Сегодня же, — сказал жестко Павел Петрович, — сейчас же в командировку. Как можно дальше! И чтобы месяц о тебе в Москве ни слуху ни духу. Как это могло попасть в газету?

— Точно не знаю, — с небрежной легкостью ответил Андрей, — но предположение есть. Шустов, бывший начальник производства НИИ, дядя этого писаки. Возможны и другие варианты.

— Ну так пусть тебя хоть это научит, что тебя далеко не все любят, — зло сказал Павел Петрович. — Мотай отсюда. И без фокусов!

— Слушаюсь! — И, подпрыгнув, как баскетболист, чуть не достав потолок, выскочил из кабинета.

На следующее утро Клык положил перед Павлом Петровичем бумагу: это был пространный милицейский протокол и решение районного прокурора о возбуждении уголовного дела, документ был датирован вчерашним днем и перечеркнут красным карандашом. Интересоваться, как все это удалось заполучить Клыку, конечно же не следовало. Павел Петрович поблагодарил помощника, тот принял благодарность равнодушно и беззвучно покинул кабинет. Оставшись один, Павел Петрович взял газетную вырезку и документы, скрепил их и, достав из стола новенькую папочку, вложил все это в нее.

Так вот, случайно или нет, началось д е л о Бастионова, которое затем пополнялось все новыми и новыми документами.

Но главным же, конечно, была институтская трагедия. Это не лихая гонка, не сбитый пьянчужка, это двадцать семь человеческих жизней и несколько миллионов рублей убытков. Страшная, чудовищная история! Если один из документов, доказывающий причастность Бастионова к гибели людей, отнести тем, кто занимается назначением на такой высокий пост, — все рухнет. Первый заместитель министра. Нет, пожалуй, тут побольше… Фролов далеко не молод. Ясно ведь, что сейчас он фигура временная. Значит, Андрей Владимирович должен пройти стажировку, а потом… Министр Бастионов, руководитель отрасли… Сумеет ли ученик Павла Петровича повести это гигантское хозяйство? Конечно, сумеет, и не просто повести, а и выдвинуть вперед, он насыщен идеями и внедрять их в жизнь будет твердо. Он ведь еще и ученик Новака, а более ясного ума Павел Петрович не встречал.

Нет, нет, совсем не в этом дело — сумеет ли Бастионов или нет, наверное, более серьезной кандидатуры на такую должность ныне и не сыскать, тут вопрос надо ставить иначе: а можно ли пускать в коридоры власти человека, утратившего понятие о совести?

Эта бежевая папочка начинена сильнейшей взрывчаткой. Но куда, кому ее направить?

Если нести людям, стоящим над министерством, то они могут спросить: а почему вы, голубчик, хранили все это у себя и не дали ход в свое время? Укрывали? Во имя чего?.. На это невозможно будет ответить, а если все же решиться… Прошлое порой и без того выглядит уродливым сплавом самых противоречивых деяний. Он может отнести эту папочку только одному человеку — Фролову, дав возможность решать: нужен ли ему такой заместитель, а скорее всего, преемник. Если Павел Петрович отнесет документы Фролову, то тот должен принять на себя и всю ответственность за назначение Бастионова.

Он снял телефонную трубку, набрал прямой номер министра — помнил его наизусть. Ответил Клык:

— Помощник.

Павел Петрович усмехнулся: вот ведь, черт возьми, непотопляемый человек. Если даже через год в министерское кресло сядет Бастионов, он останется.

— Здравствуйте, Иван Сергеевич. Мне Игнат Терентьевич нужен.

— Здравствуйте, Павел Петрович, — бесстрастно ответил Клык; конечно, он узнал его по голосу и произнес имя вслух, чтобы Фролов, если он в кабинете, понял, кто звонит.

Пауза была недолгой.

— Сегодня пятница, — все так же бесцветно ответил Клык, и Павел Петрович подосадовал на себя: забыл, что по пятницам в это самое время проходили еженедельные совещания не в стенах министерства. А после совещания Фролов почти наверняка отбудет на дачу. Конечно, министр не каждую пятницу требовался на тех совещаниях, возможно, и сейчас, сделав знак рукой: мол, соединять не надо, — сидит у себя в кабинете.

— Завтра он будет?

Не все знали, что в министерстве нынче работают и по субботам.

— Не думаю. Но вы позвоните.

Тогда Павел Петрович решительно сказал:

— В понедельник. Пусть найдет для меня несколько минут.

— Доложу, — пообещал Клык.

По интонации его голоса Павел Петрович понял: в понедельник он будет принят, — и положил трубку не попрощавшись, хотя делать этого не следовало. Но в нем уже вызрело раздражение.