Алексей Пантиелев - Белая птица

Кто знает, что бы с ним сталось в той пробе! Но опять его спас странный человек — на этот раз Шумаков. Вдруг раздался голос Федора, слышный на всей поляне:

— Товарищ майор, разрешите обратиться. За что же ему такая честь? После военного трибунала… И потом вы смотрите: ему холодно. Что это значит? Это ж самое страшное — он не понимает своего дела. А по строевой записке он активный штык! Ему же воевать, товарищ майор. Погибнет без толку, без смысла…

— Вижу, вижу, — сказал командир полка. — Эх, Барабохин… дирижер…

— Товарищ майор, — добавил Федор, — разрешите мне с флейтой, вдвоем. Оно много лучше будет. И мне и ему не так боязно.

— Вдвоем? — повторил командир полка и раздумчиво повернулся к комиссару. — А ведь это идея: попарно! Н-надежней. Спасибо, замполитрука, спасибо… Действуй!

Посредине поляны была выкопана узкая, длинная щель. Шумаков и Искандеров спрыгнули в нее, и Искандеров чуть не напоролся на штык своей винтовки. Щель была Федору по плечи, Искандерову — по висок. Им дали по две тяжелых противотанковых гранаты и по две литровых бутылки, закупоренные пробками, запечатанные сургучом. И отошли. Поляна вокруг щели опустела. Искандеров высморкался. В щели было теплей, чем наверху. Небо из нее казалось просторней и мягче, а солнце — ближе. Искандеров сощурился, подставляя лицо его лучам, когда Федор толкнул его в плечо.

— Вон куда смотри! — И показал на опушку. — Гранаты у тебя где?

Искандеров обиделся.

— Э… четыре треугольника… — проговорил он, причмокивая и потирая плечо. — Что ты меня бьешь? Рука очень длинный?

— Гранаты, гранаты… Гляди в оба! — зло крикнул Федор.

Искандеров глянул в сторону рощи, и нижняя челюсть у него отвалилась.

Земля дрогнула под ногами. Грохот танковых моторов обрушился на поляну, взвился в небо и раздул его, как парус, и оно перекосилось и легло набок. Тяжелый танк выпрыгнул из рощи, сбрасывая с себя зеленые кошмы хвои, и понесся по поляне, строптиво мотая длинным носом пушки с толстым надульным набалдашником, точно бешеный верблюд губастой мордой. Танк летел, распарывая землю надвое, оставляя за собой белый вихрь, прямо на щель, не сворачивая. На опушке он походил на железную скалу. Секунда — и он вырос в черную гору.

Искандеров завизжал и полез вон из щели, стремглав — под гусеницы… Федор едва успел схватить его за шиворот. Однако Искандеров обрел нечеловеческую силу. Он уперся сапогом в стенку щели и вырвался. Федор перехватил его рукой за подбородок, заломил назад голову, но не смог стащить. Оба застыли на бруствере, точно приклеенные к нему судорожным усилием. А танк уже повис над ними в последнем рывке.

В это летучее мгновение Федор коленом сбил сапог Искандерова с упора, сдернул вниз его закаменевшее тело и подмял под себя. И тотчас танк накрыл их темным вонючим крылом.

Померкло небо. Настала ночь. Искандеров почувствовал, как стенки щели круто сдвинулись, сжимая его в холодном тесном объятии. И на четвереньках пополз по дну щели, волоча на себе Федора.

Ошеломляющий лязг ломился в уши, сизый горячий дым резал глаза, перехватывал дыхание. На спину сползали тяжелые комья и пласты мерзлой земли. Танк всей своей многотонной громадой ворочался над щелью, разваливая ее, добираясь до людей. То так, то этак поворачивалось его могучее гладкое брюхо. И, точно живые, яростно вгрызались в землю лемеха траков. Копали, закапывали…

И закопали.

Оборвался гул. Танк остановился рядом с разутюженной щелью, глухо урча. Поднялись стальные крышки, из люков на вспаханный снег выскочили кожаные черти в пробковых шлемах, втроем бросились к щели и стали вытаскивать из-под земляного крошева пехоту.

Руками отрыли и выпростали винтовки, гранаты и бутылки. Все было в целости. Отряхнули на Федоре и Искандерове шинели, обтерли им потные черные лица чистой ветошью.

Подошел командир полка, с ним комиссар и штабные. Лихо подбежал танковый командир — молодой капитан с планшетом на боку.

— Выходит дело, неплохая для вас тренировка, — сказал командир полка старшему танкисту, заметив его скрытую невольную улыбку. — Ну как, Шумаков?

— Разок закурить, — хрипло выговорил Федор, кусая губы, чтобы унять их дрожь.

— Кури, пожалуйста.

Танкисты сунули ему в зубы папиросу, поднесли огня. Федор затянулся, добавил, кашляя:

— Маленько оробел, товарищ майор. По первому разу, знаете, и с женой спать больно…

— Оробел?! — сердито вскрикнул командир полка, с неприязнью косясь на Искандерова. Тот был еще слеп и невменяем. — Ты?!

— Так точно, товарищ майор! — твердо ответил Федор, пряча папиросу в рукав шинели. — И вы на него не смотрите. На меня смотрите. Он не виноват, не учили его. Он не трус, он неуч. И товарищ капитан пусть повременит улыбаться. Цыплят по осени считают.

— Я не улыбаюсь, — отозвался капитан, весело смеясь.

— Ну что ж, — сказал командир полка. — Докуривай. Напарника мы тебе заменим.

— Нет, товарищ майор, не замените, — возразил Федор. — Прошу не путать. Этот музыкант — со мной!

Искандеров ожил вдруг.

— Я с ним… с ним буду… — забормотал он и, пошатываясь, пододвинулся к Федору поближе, царапнув его плечо торчащим в бок штыком. — Он умный рука.

— Вот как! Понравилось? — проговорил командир полка, сощуривая ясные светлые глаза, и крикнул на Шумакова: — Докуривай, докуривай, говорю!.. Чего тянешься? Ах, Федя, друг…

Федор дохнул еще раз, бросил папиросу и затоптал сапогом.

— Разрешите!..

Майор молча кивнул.

Щель наскоро подправили, Федор и Искандеров влезли в несмятый ее конец, взяли гранаты и бутылки.

— Вот что, музыкант, — сказал Федор. — Некогда! Будешь дурить, застрелю на месте, как дезертира. Такая вот музыка. Понял?

— Понял, понял, понял, — сказал Искандеров, держа гранату в вытянутой руке.

Танк развернулся и снова пошел на щель с пушечным гулом. Теперь он шел с другой стороны поляны, и все бойцы из ротных колонн, выстроенных по краям поляны, хорошо видели, как над щелью показались плечи Шумакова, взметнулась его рука и навстречу танку полетела граната. Она легла на редкость точно — под правую гусеницу. Граната была без бронебойной рубашки, танку не опасна, но он заметно подскочил правым боком.

Вылетела из щели и другая граната, перелетела через танк, упала позади него и не взорвалась. Это, конечно, флейта… Швырнул сильно, а чеки не сорвал. Можно поднять, колоть гранатой орехи.

Танк с ходу, на скорости перемахнул через щель. И пока он поворачивался назад — утюжить пехоту, Шумаков кинул ему в спину одну за другой две бутылки. Обе попали в башню, но первая не разбилась, скатилась целенькая по броне на снег, а вторая раскололась, и жидкость из нее пролилась как раз на моторную часть. Если бы там была не вода, а «КС», надо думать, танк загорелся бы.