Виктор Тельпугов - Полынь на снегу [Авторский сборник]

Девушка почему-то покраснела.

— А мне нравится, честное слово! Это же замечательно! Спасибо, большое спасибо…

В ту же минуту они очутились в толпе, которая захватила их, понесла к выходу, а потом разъединила, не дав сказать больше ни слова.

Уже вечером, дома, Храмов подумал о том, что он был, пожалуй, не слишком приветлив. Девушка с ее восторженностью показалась ему вдруг необыкновенно красивой, возвышенной, так не похожей на всех, а он, толстокожий увалень, даже не догадался узнать ее имени…

«Ну, ничего, — утешал себя Храмов, — встречал же ее раньше, встречу еще».

С того дня не было среди библиотекарей Москвы более ревностного участника всех собраний в коллекторе, чем Храмов. Каждый раз он приходил одним из первых, чтобы занять именно то место, на котором сидел тогда.

Но белокурая больше не появлялась.

Незаметно наступила и промелькнула весна. Потом — лето с его отпусками. За летом — осень. В самый разгар ее Храмов уехал в длительную командировку. Вернулся только под Новый год. В течение зимы он еще несколько раз бывал в коллекторе, но девушки ни разу так и не увидел.

Когда по московским улицам зашагала еще одна весна, Храмов все глядел на высокое небо и удивлялся: какое оно, действительно, синее и бесконечное…

Так прошло два года. Был опять конец зимы. Храмов сидел в зале библиотечного коллектора, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Он обернулся и вздрогнул. Это была она. Ее волосы были просвечены солнцем, в широко раскрытых глазах отражался уголок синего неба.

— Здравствуйте! — тихо сказал Храмов.

— Здравствуйте, — еле слышно ответила девушка.

— Где же вы были столько времени?

— О-о! Где только не была я…

— Здесь вас, во всяком случае, не было.

— И вы заметили?

— Ну как же! Конечно!

— Я уезжала на Дальний Восток.

— Надолго?

— Надолго. Очень надолго. Мне пришлось уехать вскоре после того дня.

«После того дня! — чуть не закричал от радости Храмов. — Значит, она тоже его запомнила, тот день!»

— А небо-то сегодня опять синее! Вы обратили внимание? — Он посмотрел в уже знакомое им обоим окно.

— Да, пожалуй. Но уже не такое, как в тот раз.

— Облака не в счет! — решительно сказал Храмов. — Я о цвете говорю. Смотрите — синее-синее! Точь-в-точь как тогда!

Девушка опять улыбнулась. Храмов не заметил, что в улыбке ее было что-то задумчивое.

— Не совсем такое. В тот день оно было особенное, неповторимое. Потом такого неба я уже нигде не видела.

— Сегодня точно такое же, уверяю вас!

— Ну что ж, может быть, вы и правы. Но мне все-таки кажется, то сине́е было. Намного сине́е.

— Вот именно — кажется! Тот же февраль на дворе, то же небо над нами. Просто надо вглядеться внимательно, только и всего.

— То было знаете каким? Сказать или не сказать?

— Скажите.

Девушка щелкнула замком сумочки, извлекла из нее аккуратно сложенный листок от блокнота, бережно расправила его на узкой ладони.

— Вот каким было в тот день небо! Узнаете?..

О чем-то задумавшись, ничего не замечая вокруг себя, шагал я по снежной тропке. Шел, шел и вдруг остановился в изумлении: деревья надо мной широко и привольно размахивали ветками, на которых, оказывается, уже набухали почки! А рядом с почками, цепко ухватившись за какую-нибудь рогатинку, кое-где висели огромные капли. Время от времени какая-нибудь из них падала и долго, зигзагами, летела вниз, опираясь на упругий, все время меняющий направление ветер. Долетит до сугроба и сольется с солнцем, выступившим поверх наста. А то и не долетит — растащит ее воздушный поток на мельчайшие частицы, превратит в водяную пыль, обжигающую щеку последним холодком зимы.

Я подумал: а ведь есть же среди этих капель какая-то одна-единственная, с которой начинается настоящая весна?

Мысль эта показалась мне сперва наивной, потом забавной. Шел, насвистывал что-то, а сам все поглядывал на летевшие вокруг меня капли. Может, эта? Или эта вот?..

Воротился из леса промокший, иззябший, но веселый. Такой веселый, каким меня давно уже никто не видел.

— Ты что? В лесу был? — спросила дочь, оторвавшись от книжки.

— В лесу. Заметно?

— С головы до ног! Ну и как, хорошо там?

— Хорошо!

— Нет, ты все по порядку. Я давно в лесу не была. Все уроки, уроки…

Я рассказал Иринке, как бродил по лесу, как, дурачась, долго искал каплю, с которой весна начинается.

— Смешно тебе? Да? Взрослый дядя…

Но дочь посмотрела на меня совершенно серьезно.

— Ты скажи лучше — нашел или нет?

Я развел руками.

— Жаль! — вздохнула Иринка. Помолчала немного и добавила: — И до чего же интересно все в мире устроено!

— Ты о чем это?

— Прошлой весной мне пришла в голову точно такая же мысль, как тебе.

— О каплях?

— О каплях.

— Понятно.

— Нет, не понятно тебе. Я же вижу — не веришь. Почему?

— Может, это просто фантастика?

— Просто мы с тобой очень похожи друг на друга. Вот и все.

— Значит, тоже не нашла?

— А мне вот как раз повезло. Ту самую словила — первую!

Иринка протянула мне руку — вверх узкой, перемазанной чернилами ладошкой.

— Ну что ж, действительно повезло, выходит. Молодчина! Тут, наверное, секрет есть какой-нибудь?

— По-моему, надо вместе искать.

— Вместе?

— Да, вдвоем, например. Мы тогда с Васильком искали. Ходили-ходили весь день и нашли. Помнишь, ты еще рассердился, что поздно пришла? И в таком же виде, как ты.

— А руки вот надо бы хоть изредка мыть, — спустившись с небес на землю, заметил я не очень-то, кажется, к месту.

— В лесу бы сразу отмылись. Можно? На недоложко. Я уроки все сделала.

— А русский язык?

— И русский.

— И музыку?

— Угу.

— Ну, тогда разрешается.

— С Васильком?

— С Васильком, если вы такие шустрые. И если его отпустят, конечно.

— Он давно уже ждет. Смотри!

Я поглядел во двор. Соседский мальчишка стоял под самыми нашими окнами и настойчиво подавал какие-то знаки.

С Ниной Жвания я познакомился у своих друзей на подмосковной даче прошлым летом. Нина была художницей и каждое утро отправлялась рисовать пейзажи. Мне с первого же дня пришлось по душе увлечение грузинской гостьи.

Нина выходила из дому еще по росе. Я бодро вышагивал следом, помогая тащить громоздкий брезентовый зонтик, раскладную скамеечку о трех ножках, желтый этюдник, до отказа набитый кисточками и красками.

Рисовала Нина отлично. Беззаботно и весело слоняясь по лесу, я бродил вокруг того места, где расположилась художница, и все время заглядывал через ее плечо на березку, которая под быстрой кистью с каждой минутой становилась все более прекрасной.

— Вам хорошо здесь? — спросил я как-то Нину, залюбовавшись ее работой.