Григорий Боровиков - Ника

Волна горячего чувства захлестнула Нике сердце. Удивленная, она отняла руку. Об этом она только читала, но никогда не видела своими глазами, как целуют руку. А это… у нее… руку!

Счастливый взгляд ее пугливо стрельнул в сторону Владимира. Он лежал с закрытыми глазами, не шевелился. Ника отвела глаза, стала срывать ромашки и теребить их, осыпая колени белыми лепестками.

Владимир встал.

— Поехали!

А дома Ника стояла перед зеркалом, поглаживая горевшие щеки.

— Чертовски хорошо Володька водит машину! — прошептала она, прикладывая к щекам прохладные ладони.

— Ты чтой-то это красная какая? — спросила мать.

— На машине ездила, ветром надуло, — весело ответила она.

— Много еще ездить-то?

— Да нет уж, немного.

Евдокия метнула на дочь быстрый колкий взгляд, а у самой кожа на скулах затряслась мелкой дрожью, сквозь зубы вылетали слова:

— Не доездись… гляди, кабы не щеки, а в другом месте ветром не надуло.

Чувство обиды от грубости матери охватило Нику, мгновенно обожгло ее всю. Она успела сделать несколько шагов за перегородку, в свой угол, упала на кровать, закрыла голову подушкой.

В середине мая колхоз управился с посевом пшеницы, ячменя, овса, проса, подсолнечника. На корм скоту посеяли кукурузу и впервые — свеклу. Высадили помидоры из парников в грунт и огурцы, посеяли бахчу — арбузы и дыни. Вспахали приусадебные огороды колхозников.

Не все прошло гладко, были промахи и неурядицы. Особенно неприятное воспоминание осталось у Венкова об одном случае.

Однажды вернувшись с поля, Николай Семенович увидел толпу женщин у правления. Ждали его. Хотя шума-крика не было, но по глазам женщин он понял, что они чем-то возбуждены, смотрят на него сердито.

В правлении сидел усовский бригадир.

— Ну вот и вы! — обрадованно воскликнул он, как только Николай Семенович шагнул через порог. — Бабы готовы растерзать маня.

— За что?

— Да вот они сами скажут.

Следом за Венковым в комнату ввалились женщины.

— В чем дело? — Венков обернулся к женщинам, стоял выжидающе.

— Завсегда у нас так велось, — бойко заговорила молодушка с набеленным против загара лицом. — Как выполнил норму, так бежишь на свой огород.

Бригадир подтвердил: да, так было, но нынче председатель распорядился, чтобы работали полный день.

— Погодите! — Венков поднял руку. — Колхозные овощные плантации не засажены?

— Нет.

— А когда вы работу бросили? С полдня.

Все та же молодушка затараторила:

— Нам надо свои ранние овощи выгонять. В теплицах рассада подошла, пора на грядки высаживать. Глядишь, скоро редиска пойдет, лук. Надергаешь да и на железную дорогу к поезду, а то на пристань к пароходу.

Венков задумался. Женщина смотрит на него вызывающе, чувствуя поддержку людей, потом обращается уже ко всем:

— Ну, дело яснее ясного, и чего тут разговаривать!

На ее слова отзываются сразу несколько человек:

— Всегда так было.

— Без этого нельзя.

— Не проживешь.

Женщина вдруг преобразилась, вскинула на Венкова злые глаза.

— Вам не понять нас: вас должность кормит, а нам с колхоза даже на все пропитание не хватает.

— Ладно, ступайте домой, а мы с бригадиром тут решим, как дальше быть.

Толпа женщин вмиг растаяла.

— Как ветром сдуло. — Венков покачал головой. Потом позвал бригадира в кабинет: — Надо искать выход. Что вы можете предложить? Конечно, привычки… но надо как-то на первое место общее ставить.

— С вашего разрешения, можно отпускать домой после выполнения нормы.

— Как было прежде?

— Куда же денешься! Пока надо. Они, бабы-то, без этого норму от зари до зари тянут, а как знают, что с обеда домой, — вихрем носятся, и за полдня норма готова.

— А на качестве плантаций не отразится это?

— Нет.

— Ну, тогда отменяю свой запрет.

— Будут довольны, — сказал бригадир. — Вообще-то, нынче старания больше видно… Но есть еще недовольство.

— Чем?

— Несправедливостью. — Бригадир в упор смотрел на Венкова. — Почему такая несправедливость? Вот рыбацкая бригада.

— Ох, эти рыбаки!

Рыболовецкая бригада сразу же не понравилась Венкову. Дело было издавна поставлено так, что рыболовецкая бригада колхоза из десяти-двенадцати человек ловила в Волге рыбу и сдавала на государственный приемный пункт. Колхоз получал за рыбу деньги и расплачивался с рыбаками.

Житье у рыбаков было вольготное, разгульное. Ловом они занимались в разрешенное время — весной после нереста, летом и осенью до ледостава. В промежутках должны были чинить невод, сети и лодки.

Из года в год рыбаки выполняли план лова, и на другие работы их не привлекали. Свободного времени у них оказывалось много, и они завели на волжских островах большие огороды и бахчи, продавали арбузы и овощи на пристани.

Ни у кого не было сомнения, что рыбаки утаивали из улова часть самой ценной рыбы — осетров, стерлядь, продавали, а деньги клали в карман. Но поймать за руку их не удавалось.

— Да, эти рыбаки! — повторил Венков с тяжелым вздохом. — Разогнать бы их надо да заставить хлеб сеять. Но нельзя: колхозу дан план вылова рыбы.

— План им легко дается, — начал говорить бригадир и быстро распалился. — Что в невод, в сети попало, все им засчитывают, и мальков и маломерков, без сорта, без породы, лишь бы голова да хвост у рыбешки были. Общий вес они набрали — план готов, в героях ходят. Это аристократы в колхозе.

— Аристократы! — Венков рассмеялся. — Разберемся с рыбаками.

Сейчас только пришло ему на ум, как поступить с рыбаками. В пору уборки хлеба рыбу не ловят, и рыбаков надо заставить работать в поле. А перед тем проверить исправность снастей и дать срок на починку. Лодки под замок. Хватит, повольничали! Все усовцы поддержат Венкова: рыбаки как бельмо на глазу.

…В первомайские праздники полевые работы не прерывались, поэтому правление решило устроить трехдневный отдых, как только было покончено с севом и посадкой овощей.

У клуба на деревянном щите, рядом с афишей о кинофильме «Девушка с гитарой» появилась другая афиша, приглашавшая всех на гулянье «У трех берез».

В четверг стояла хорошая погода. С утра над Усовкой висела густо-синяя туча. Но выкатилось из-за степного берега, из-за мелколесья, солнце, и туча незаметно исчезла — то ли истаяла, то ли уплыла за горизонт, гонимая ветром. К двенадцати часам стало даже жарковато. Молодая листва на деревьях блестела, играя солнечными бликами. Чешуйчатым серебром переливалась река.

Место «У трех берез» называлось так потому, что тут росли три березы от одного корня. Им было, наверное, около ста лет. Толстые стволы с черными шершавыми пятнами и шелковистой, молочной белизны берестой стояли крепко, не качаясь даже в ветер. С мощных суков свисали длинные и тонкие ветви, густо унизанные нежно-зелеными листьями. Вокруг берез была ровная лужайка, за ней вразброс росли дубы, а по склону к Волге — татарский клен, терновник, кусты шиповника.