Гурам Панджикидзе - Год активного солнца

Зазвонил телефон. Тамаз не поднял головы. Ему никто не звонил, и он решил, что это снова приятели референта. Они звонили часто, и каждый раз он долго объяснял, что референт здесь уже не работает. Со временем телефонные звонки раздавались все реже, а последние два дня телефон вообще молчал. Снова раздался звонок. Углубленный в вычисления, Тамаз машинально снял трубку. Хотел было произнести заученную фразу о референте, но что-то недоброе почудилось ему в женском хихиканье.

— Да, да, — сказал он.

— Вы Тамаз Яшвили?

— Да, кто это?

— Ваша доброжелательница.

— Слушаю вас.

— Идите скорее в гостиницу «Колхида». Там в четыреста втором номере вы найдете вашу супругу в обществе одного молодого человека.

Долго раздавались в трубке прерывистые гудки. Прижимая ее к уху и не меняя позы, Тамаз в оцепенении смотрел на старую мраморную пепельницу. Потом, придя в себя, медленно опустил трубку и уткнулся головой в ладони, ощущая в груди тупую боль, — казалось, там что-то оборвалось. Он ни о чем не думал, ничего не соображал. Затем перед глазами возникла Медея. Как она улыбалась, провожая его на службу, как нежно погладила по щеке. Неужели притворялась, неужели ее ласковая улыбка была обманом? Неужели зло может быть таким красивым?

Тамаз уже шел к гостинице, шел машинально, как будто кто-то тащил его насильно, иначе бы запомнил, как прошел столько улиц, как пересек площадь Героев, как сел в такси, как очутился на четвертом этаже гостиницы «Колхида». Лишь когда дежурная спросила, кто ему нужен, осознал, где он.

Тамаз пришел в себя и, растерявшись, еле придумал, что ответить. Соврал, будто должен встретиться здесь с другом. К счастью, неподалеку он заметил полукруглую нишу с диванчиком в глубине.

Тамаз не знал, в какой стороне находится четыреста второй номер, но из ниши можно было незаметно наблюдать за всеми, выходящими из обоих коридоров. Если специально не заглядывать в нишу, обнаружить его было трудно. Как медленно тянулось время! Тамаз то и дело поглядывал на часы. Всего пять минут сидит он на этом диванчике, а кажется, что находится здесь с самого утра. При каждом звуке шагов его обдавала ледяная волна.

«Может быть, меня разыграли, разве мало на свете завистников? Может быть, какая-либо из ее прежних приятельниц решила посмеяться надо мной? Боже, пусть бы так, пусть бы все это оказалось злым, идиотским розыгрышем. Какое это будет счастье!.. А вдруг она в самом деле здесь, в четыреста втором, в нескольких шагах от меня?»

Он боялся думать дальше, чтобы даже на миг не представить то, что происходит сейчас в нескольких шагах от него.

Ужасно медленно тянулось время.

Потом все произошло мгновенно. Тамаз услышал знакомый смех. За ним последовал стук захлопнувшейся двери. В коридоре показалась Медея с незнакомым русым парнем на голову выше ее. Обняв Медею, он с улыбкой заглядывал ей в глаза. На нем был тренировочный костюм, он, видно, не собирался выходить из гостиницы. Они спустились по лестнице. Теперь Тамаз видел их со спины. Вернее, мощные плечи парня и прильнувшую к его боку Медею.

Остального Тамаз не помнил. Когда он пришел в себя, не сразу разобрался, где он. Над ним склонился врач в белом халате. Тамаз удивленно огляделся. Вот — дежурная, вот еще один человек в белом халате, вот… И он сразу вспомнил все — на него глядел тот самый русоволосый красивый молодой человек. Вид у него был озабоченный, в глазах сквозила тревога.

Увидев, что Тамаз открыл глаза, он спросил:

— Не сообщить ли кому-нибудь?

Тамаз промолчал, не сводя с молодого человека пристального взгляда.

— Может быть, позвонить кому нибудь? — снова спросил русоволосый.

Вместо ответа Тамаз повернулся к врачу:

— Помогите мне встать.

Молодой человек опередил врача. Сильной мускулистой рукой обхватил Тамаза за спину, вторую руку просунул под мышку и приподнял. Словно электрический ток пробежал по телу Тамаза от его прикосновения.

— Убери руки! — резко сказал он.

Молодой человек холодно отстранился. Некоторое время Тамаз стоял неподвижно — кружилась голова. Боясь упасть, он держался из последних сил.

— Если хотите, отвезем вас домой, — предложил врач.

— Спасибо, не нужно. — Тамаз доплелся до стола дежурной и присел.

Врачи собрали инструменты и ушли. Русоволосый молодой человек не знал, что ему делать, то ли остаться и помочь Тамазу, то ли вернуться в номер.

Тамаз снял трубку телефона.

Молодой человек счел, что он уже не нужен, и удалился.

Тамаз медленно набирал номер, словно с трудом припоминая каждую цифру.

Отар Нижарадзе взял трубку. Тамаз сразу узнал голос друга, сердце его сжалось, на глазах выступили слезы.

— Слушаю, слушаю! — который раз повторял Отар.

Тамаз не мог произнести ни звука, он сидел, сжав зубы, и слезы текли по его лицу.

По вечерам буфет на четвертом этаже гостиницы «Тбилиси» почти всегда пустует. В это время все предпочитают ужинать в ресторане. Поэтому друзья любили приходить сюда. Они всегда занимали давно облюбованный столик в углу.

Тамаз Яшвили выглядел очень спокойным. Невозможно было представить, что каких-нибудь три часа назад он пережил страшное потрясение. Отар нежно поглядывал на друга. Они не виделись около трех недель. Все это время Отар твердо верил, что рано или поздно Тамаз придет мириться, и не скрывал радости, что этот день настал так быстро. Тамаз радовался, что друг ничего не заметил, и удивился своему спокойствию.

— Сколько мы не виделись, Тамаз, я соскучился по тебе, — сказал Отар и положил руку ему на плечо.

— И я соскучился, очень. Ты не поверишь, как я соскучился! — с грустной улыбкой признался Тамаз. Он почувствовал угрызение совести, в горле встал ком. Какой приветливой и ласковой была улыбка Отара. Сколько тепла и нежности было в его умных карих глазах. Тамазу вспомнилась Медея. Разве утром и ее улыбка не была такой же теплой и непорочной, полной ласки, нежности и застенчивости? Разве не должна как-то отличаться улыбка доброго и злого человека, улыбка честного и негодяя?

— Ты не представляешь, как я обрадовался, когда услышал твой голос. Что же все-таки случилось, почему ты сразу повесил трубку?

— Я звонил из автомата, там выстроилась длинная очередь, а ты ведь знаешь наши автоматы, больше двух минут прорывался к тебе, — соврал Тамаз и печально улыбнулся собственной лжи. «Видимо, мы не можем прожить без того, чтобы не соврать хоть однажды. Безобидная ложь…» — Тамазу невольно пришла на ум Отарова классификация лжи.

Отар разлил шампанское и чокнулся с Тамазом:

— Будем здоровы!

— Как продвигается твой роман?

— Понемножку.