Инга Петкевич - Лесные качели

Глазков считал себя ультрасовременным молодым человеком, четким, точным и рациональным. Он с детства любил машины и гордился своей органической связью с тем бурным техническим прогрессом, который начался после войны. Таким дерзким и четким он хотел казаться, но было что-то неуправляемое в его природе, какое-то диковатое азиатское начало, надменное, чуткое и необузданное, что одновременно и привлекало и настораживало его друзей.

Размышляя над его странностями, Егоров подумал, что загадочный русский характер формируется, наверное, из тех причудливых компонентов, которые со всех сторон проникают в исконно русскую кровь и растворяются в ней, сообщая ей неожиданные оттенки.

Егоров думал, что, может быть, русская кровь — это бесконечно мощное женское начало, которое все инородное переварит и ассимилирует, чтобы возродился с неожиданно новой силой самобытный русский характер.

Однако качели в лагере все-таки появились. Большие лесные качели. Они стояли над обрывом и раскачивались без остановки. Их захватил Зуев со своей компанией.

— Ну, эти и без качелей могли себе шею сломать, — успокаивала себя Таисия Семеновна.

Егоров сидел на скамейке возле Насти и следил, как та чистит картошку. Ему было спокойно и удобно тут сидеть. Ножик двигался в Настиных руках как-то по-бабьи уверенно и ловко. Движения девочки были точные, небрежные, будто она чуть дремала и видела чудесные сны, может быть, птичьи, может быть, подводные, но уж точно не человеческие. Было что-то несовременное, бабье и в то же время почти сказочное во всем ее облике.

«Царевна-лягушка в переходном возрасте, — усмехнулся про себя Егоров, — уже не лягушка, но еще не царевна».

Ее безучастный, ленивый покой передавался Егорову. Так спокойно и удобно можно было сидеть разве что подле матери или сестры.

Он был удручен и озадачен своим новым назначением. С недоумением и опаской, почти тоскливо приглядывался он к своим новым подопечным. Ему совсем не ясны были его новые обязанности и задачи. Привыкший к дисциплине и порядку, он растерялся перед этой вольной жизнью. Как заставить их? А собственно, что заставлять? Что мне от них, а им от меня да и от себя надо?

Дебют его в новой роли, вся эта глупая история с лошадью, потом с перепиской… Егорову казалось, репутация его погибла навсегда.

Он сидел на кухонной скамейке, а вокруг кипела лагерная жизнь. Натан гонял мальчишек по беговой дорожке. Из-под обрыва доносился визг и смех. Там девчонки стирали белье. Кто-то запустил воздушного змея, и он повис над озером, как письмо инопланетянина.

Развалясь под золотыми, высоченными мачтовыми стволами сосен, разглядывали паруса облаков «продолговатые». Над ними, как маятник больших часов, ходили качели.

Это были те самые «продолговатые», о которых упоминала бывшая жена Глазкова. С первого взгляда Егорову стало очевидно, что контакт с ними наладить невозможно. Дистанция была настолько велика, будто они принадлежали к иной цивилизации, как пришельцы из космоса. Поражала не только удивительная длина этих растений и неизбежное при ней высокомерие, но еще какая-то вялость, беспомощность и неуклюжесть всех их движений и реакций. Будто эти громадные куклы были собраны только вчера, сами еще не вполне освоили собственные члены и конечности и не научились ими пользоваться. Даже смысл человеческой речи доходил до них не вдруг, почти всегда они переспрашивали, озадаченно разглядывая собеседника, и если удостаивали его ответом, то говорили нехотя, невпопад, явно уходя от утомительного для них контакта. Между собой они как-то общались, разговаривали и даже смеялись, неожиданно вдруг оживали на баскетбольной площадке, но большей частью сидели или лежали на земле над обрывом и перекидывались ленивыми шуточками. Странный это был народ. Было в них что-то пассивное, грустное и даже унылое. Егорова они повергали в какую-то оторопь. Было очень неудобно снизу вверх разглядывать их отчужденные лица. Может быть, поэтому эти лица путались в его сознании.

— Все они депрессанты, — сказала однажды Светланка. — У них редко бывает хорошее настроение. Может быть, они в обиде на природу, которая сыграла с ними дурную шутку. Акселератики.

— А что такое акселерация? — спросил Егоров. — Почему вдруг?

— Существует масса гипотез, — отвечала Светланка, — но я лично считаю, что это реакция человечества на ухудшение условий жизни, загрязнение среды, перенаселение и связанные с этими факторами стрессовые состояния. Человечество должно выжить.

— Не рвать, не щипать, вашу зелень показать, — приставала ко всем девчонка по кличке «Змейка».

Некоторые доставали из карманов, из-за уха, из петлицы травинку или листочек и предъявляли девчонке, другие отмахивались и проходили мимо.

Когда смысл игры дошел до Егорова, он тихонько хохотнул про себя. Он подумал, что неплохо бы ввести игру везде и повсюду. В напряженности и сутолоке городской жизни, когда все устали, нервные и озабоченные, вдруг кто-то спрашивает: «Не рвать, не щипать, вашу зелень показать». Все начинают искать свою зелень, и напряжение разряжается.

Из кустов вылез Зуев.

Егоров удивленно покосился на него и чуть улыбнулся.

— А качели эти вы дельно придумали, — сказал Зуев.

— Надо же что-то делать, — вздохнул Егоров.

— А что, если выкупать лошадь? — предложил Зуев.

— Дело, — согласился Егоров.

— Сейчас? — и он сделал движение встать.

— Подождите, — остановил его Зуев.

К ним приближалось странное шествие. Впереди шла чем-то разгневанная Светланка, а за ней вереница хнычущих малышей.

— Светлана Владимировна… ну Светлана Владимировна!.. — канючили они. — Ну что вам стоит, вы же знаете…

— Не знаю и знать не хочу, — сердито огрызалась Светланка. — Думайте сами. Придумаете, мне расскажете. Мы послушаем и решим, у кого лучше.

— Нет, нам так не интересно… У вас лучше получится…

— Ишь какие хитренькие! Все я да я, а кто мне расскажет? Я ведь тоже люблю послушать.

И Светланка решительно отвернулась от них и направилась было к Егорову.

— Вредюга! — бросил ей вдогонку кто-то из малышей.

— Вредюга?! Кто сказал «вредюга»? Ну кто?

Никто не признавался.

— О чем они толкуют? — спросил Егоров у Зуева.

— А, — усмехнулся тот. — Светланка у нас сказочница, она умеет сказки рассказывать. Но только дойдет до самого интересного — и бросает. Ребята прямо в бешенство приходят, а ей хоть бы что: «Не знаю и все тут, думайте сами».

— Вредюга и есть, — сказал Егоров.

— Да, — согласился Зуев, — с ней лучше не связываться.

Тут к ним подлетела Светланка.

— А ну марш отсюда! — приказала она Зуеву.

Она села на место, которое с подчеркнутой любезностью уступил ей Зуев.