Инга Петкевич - Лесные качели

Спектакль никто не объявлял. Просто все сразу заметили белую фигурку, что сидела перед занавесом. На коленях у нее лежала раскрытая книга, и она читала вполголоса. Чтобы услышать, что она там читает, все притихли.

«Все шесть принцесс были прехорошенькими русалочками, но лучше всех была самая младшая, нежная и прозрачная, как лепесток розы, с глубокими, синими, как море, глазами. Но и у нее, как у других русалок, не было ножек, а только рыбий хвост.

День-деньской играли принцессы в огромных дворцовых залах, где по стенам росли живые цветы. В открытые янтарные окна вплывали рыбки, как у нас, бывает, влетают ласточки: рыбки подплывали к маленьким принцессам, ели из их рук и позволяли себя гладить.

В безветрие со дна моря можно было видеть солнце: оно казалось пурпурным цветком, из чашечки которого лился свет…»

…Открылся занавес. На прибрежной полосе лежала русалочка. Ее длинный серебряный хвост тревожно бился по воде, как у большой рыбы. Но лицо, закрытое распущенными волосами, и руки, на которые опиралось чешуйчатое тело, — все, кроме хвоста, было неподвижно устремлено к юноше-принцу, которого она спасла и который теперь лежал перед ней без сознания.

На фоне озера эта живая картинка поразила всех. С особым вниманием разглядывала публика не только хвост русалочки, но и зеркальную гладь озера, и золотую полоску над темным лесом.

Девушка перед занавесом продолжала читать. А на сцене возникла другая картинка. Русалочка, ломая руки, что-то просит у морской ведьмы. Ведьма была ужасная, сна что-то толкла в ступке, и оттуда вспыхивало пламя.

— Натан, Натан, — засмеялись дети.

Но длинный хвост русалочки, который все время трепыхался в воде, был настолько убедителен, что поверили и в Натана.

Следующей была сцена, в которой принц находит русалочку на морском берегу. Она получила от ведьмы человеческие ноги, но лишилась навсегда своего прелестного голоса — стала немой. И теперь никогда не узнает принц, что это именно она спасла ему жизнь, что ради него она покинула родной дом и что от его любви зависит теперь ее жизнь, иначе она обратится в морскую пену…

И вот русалочка танцует на первом балу. Ноги ее ступают «точно по ножам и бритвам», но она счастлива. Несколько придворных дам застыли в красивых позах. А принц сидел на троне, любовался своей русалочкой и наигрывал ей на свирели.

— Славка, что ли, играет на дудке?

— Раз русалочка — Анина… — шептались дети.

Принц полюбил русалочку как родную сестру, а женился на чужестранке-принцессе, русалочка же обратилась в морскую пену.

Кто-то тихонько всхлипнул…

Из озера вылез морской царь. Лохматое и неуклюжее чудище, похожее на охапку водорослей, перехваченных как попало старой сетью. Вместо головы что-то большое и блестящее, и огромное старое весло в руке.

Дети с любопытством гадали, кто бы это мог быть.

Но девушка перед занавесом вдруг вскочила, откинула волосы со лба и лица, и все узнали Светланку. Но что случилось?! Лицо ее, устремленное на морского царя, выражало такой неподдельный ужас, что все, затаив дыхание, приподнялись со своих мест…

— Что это?! Что это?! Что?! — шептала она и вдруг, дико завизжав, бросилась в самую гущу детей.

Тишина взорвалась оглушительным визгом и воем. В страшной панике все бросились прочь, с удивительной быстротой взлетели по откосу, и берег мгновенно опустел. Это была типичная детская паника, которая вспыхивает порой по мельчайшему поводу, а порой совсем без повода, повинуясь каким-то стихийным законам природы, которой дети еще так близки.

И в лагере еще долго не могли успокоиться, клокотали и бурлили.

— Клыки прямо изо рта!..

— Зеленая шерсть!..

— Метра два будет!..

— Может, это вроде Лохнесского чуда? Надо бы сообщить куда-нибудь, пусть ученые приедут…

— Может, это озеро с двойным дном, может, о н о на втором дне живет?!

— Давайте изготовим сеть и поймаем его…

— Я сам читал, — вещал Натан. — В лесах и вправду водятся лешие и домовые, ну, такие заросшие дикие люди, они и послужили прообразами героям народных сказок…

А в кустах на берегу озера был разостлан лист газеты «Вечерний Ленинград». На нем стояла «маленькая» и стакан. Лежал огурец и кусок хлеба. Людей вокруг этого натюрморта не было. Но вот зашевелился прибрежный тростник и появилось нечто… Казалось, движется копна водорослей с большой консервной банкой из-под томатного пюре вместо головы. Яростно чертыхаясь, чудище содрало с головы банку и оказалось Егоровым. Вид у него был несчастный. Прыгая, чтобы согреться, трясущимися от холода руками он налил себе полстакана водки. Выпил не закусывая. Попрыгал. Хлопнул еще полстакана и закусил. Потом стал переодеваться.

Холодная вода отрезвила его, и он теперь сам не мог понять, как его угораздило стать морским царем. Это был какой-то провал в сознании, какое-то затмение. Может, ему показалось, что это будет смешно и забавно и как-то приблизит его к детям. Может, волна детского ажиотажа подхватила его, но готовился он к этому подвигу с большим энтузиазмом. Посмеиваясь про себя, примеряя старую сеть, тащил ночью весло, сооружал из консервной банки голову. Целиком поглощенный этим маскарадом, он мало думал о последствиях и результатах. Он никак не ожидал такой бурной реакции. Он хотел только немного пошутить… И вот мало того, что он не попал на праздник, он еще сорвал его. И самое противное, что он не может даже успокоить их. Он готов был как угодно искупать свою вину, но одного он не мог — признаться, что это был он.

Ночью было тревожно. Дети в палатах не спали, они рассказывали страшные истории про ведьм, колдунов и вампиров, про тарелки, на которых летают инопланетяне, про бермудские ямы, где исчезают самолеты и корабли, про таинственных морских змеев и лохнесское чудовище, которое якобы видели и в озерах Карельского перешейка. Доносились шорохи, восклицания, кто-то громко заплакал. Тревожно заржала лошадь. Таисия Семеновна волновалась всю ночь.

Егоров тихонько пробрался в свою комнату, с удовольствием растянулся на постели. Но сон не шел. За стенкой шептались Светланка и Капа.

— Но зачем было устраивать панику? — говорила Капа.

— А так просто, — засмеялась Светланка. — Надоела мне эта Тасина русалочка до полусмерти. А потом, Лохнесское чудище для современного воображения куда полезнее всяких там русалочек. Молодцы англичане: если бы его не было, его стоило выдумать. Пусть не воображают из себя бог знает что, все-то им позволено, все-то им известно, никакой управы нет. Молодец Егоров! Атомный век на дворе, а тут какие-то русалочки.

— Ты думаешь, это был Егоров? — спросила Капа.

— А ты что, думаешь, Лохнесское чудо, да?

Послышался смех.