Владимир Солоухин - Камешки на ладони [1982]

Участок обитания строго ограничен фактом обитания вокруг птиц, не допускающих вторжения со стороны.

Трудоемкая необходимость из травинок и хворостинок делать гнездо или выдалбливать его в древесине.

Изнурительная необходимость сидеть неподвижно и согревать яйцо.

Занудная механическая работа — доставлять птенцам десятки тысяч червяков и мошек.

Да и для собственного горения надо проглотить пищи в сутки с превышением иногда своего же веса.

А затем властная необходимость подчиняться законам стаи, необходимость лететь за три, за семь, за двенадцать тысяч километров, набивая себе под крыльями костяные мозоли.

За все это несколько мимолетных радостей в году — поиграть и спариться, — что, впрочем, тоже есть не что иное, как предписанная природой и, может быть, самая железная необходимость.

Говорят: человек терпит лишения. Это значит, очевидно, что человек лишен возможности удовлетворять свои потребности в тепле, в чистоте, в отдыхе…

Получается парадоксальная схема. Дед или прадед имел, скажем, тридцать прямых потребностей и все их имел возможность удовлетворить, если, конечно, не бедствие, не голод, не война, не пожар. Строже говоря, он имел столько потребностей, сколько мог удовлетворить. Ну пусть из условных тридцати оставались неудовлетворенными три — десятая часть. Думаю, что пропорция эта верна.

С техническим прогрессом, с все убыстряющейся суматохой нашего века растет и число потребностей. Я их имею уже не тридцать, а сто, но удовлетворить могу едва ли половину, причем неудовлетворенными остаются иногда самые простейшие: тишина, чистая вода, свежее молоко, чистый воздух, спокойный сон (без снотворного), ежедневная физическая работа.

Кто же из нас больше терпит лишений — дед в прошлом или я сейчас?

Классические горные вершины: Эльбрус, Казбек, Монблан, Эверест… Сияющие шатры, конусы, исполины…

Но вот я разглядываю большую фотографию, панораму. Горный массив, протяженный в длину и почти весь одинаковый по высоте. Ну, правда, одно место повыше. Выделяется этакий камешек, который высок не сам по себе, а потому что высок весь горный массив, который его поднял. Нет никакого шатрового эффекта.

Что это за камешек? А это знаменитый пик, самая высокая точка Советского Союза.

Естественный отбор, которому нас учили в школе, — основа эволюции. Превосходно. Наиболее сильные, здоровые, приспособленные, то есть, попросту говоря, лучшие представители вида, выживают, постоянно тем самым улучшая, откристаллизовывая данный вид. Но ведь это же тенденция к консервации вида, а вовсе не к его дроблению и изменению! Это движение не к границам вида, на которых он мог бы разжижаться, размываться, соприкасаясь с другими видами, взять да и видоизмениться. Очевидно, что откристаллизовывание есть движение от границ вида к сердцевине. Очевидно, что движение это не центробежное, а центростремительное и, можно сказать, консервативное.

Как же, не вступая в противоречие с логикой, увязать, с одной стороны, естественный отбор, а с другой стороны, стремление природы якобы к дроблению видов, к их бесконечному изменению, то есть именно к эволюции?

В Кисловодске по прогулочной тропе, называемой терренкуром, гуляют курортники. Таблички с указанием пройденного расстояния, высоты над уровнем моря и крутизны подъема в градусах. Обгоняю двоих прогуливающихся и слышу разговор.

— Гляди-ка, 900 метров над уровнем моря.

— А где здесь море? Здесь и моря-то никакого нет!

Боксерам-профессионалам запрещено пользоваться кулаками в быту, в повседневности, на улице. Кулак боксера приравнивается к оружию.

А слово писателя-профессионала? Не запрещается пользоваться им помимо литературы: в разговорах, письмах, ссорах, речах. Не вообще разговаривать и писать письма, но бить, ударять словами. Профессионал может так ударить словом, что человек после этого слетит с катушек долой и больше не распрямится, не оправится.

Значит, здесь либо недосмотр закона, либо все мы плохие словесные боксеры и нашему оружию не придается значения.

Легковой автомобиль одного и того же класса может иметь мощность и 100, и 300 лошадиных сил, но практически они ездят с одинаковой примерно скоростью. Зачем же второй машине такая мощность? Вот едут они по шоссе, скажем, со скоростью 110 километров в час, и одна из них почти на пределе своих сил и возможностей, а другая идет шутя и играя. Она меньше изнашивается, ибо каждая отдельная часть ее испытывает меньшую нагрузку.

Такой запас сил (достоинства, положения) я замечал и в людях. Вот сидят они двое и разговаривают, и внешне положение их одинаково. Но один уже достиг своего потолка и жмет из последних сил, на пределе, а другому легко, ибо он потенциально гораздо больше, чем есть пока на самом деле.

Полуправда в искусстве. Говорят про иного писателя, что он, мол, пишет неправду. Но так ли это? Читаешь и видишь, что там люди с нормальными, встречающимися в жизни фамилиями занимаются делом, которым обычно занимаются люди: копают картошку, варят сталь, водят поезда, охотятся, ловят рыбу, руководят предприятиями, едят, ссорятся, любят, разлучаются, рассуждают… Чего же все-таки не хватает?

Приведем поясняющий пример. Допустим, у меня в другом городе (в Киеве) происходит важное событие. Близкому человеку делают операцию глаза. Решается вопрос, будет ли человек видеть. И вот мой знакомый присылает мне длинное письмо. Он пишет, что в Киеве сейчас весна, распускаются листья кленов и каштанов, в оперном театре идет «Наталка-Полтавка», много иностранных туристов, гастролирует югославская эстрада… Надо сказать, что знакомый ничего не выдумывает, все так и есть. Он пишет правду. Не хватает в письме одной лишь фразы: как прошла операция. Если же этой фразы нет, то длинное и правдивое письмо моего друга теряет для меня б ольшую часть своего смысла. Конечно, интересно, что теперь в Киеве…

Один современный писатель жаловался мне на свою судьбу: не успеешь приехать в свой городок, как идут люди с просьбами.

— Что же в этом плохого? Популярность, известность. К Толстому шли…

— Да, но за чем идут? Помоги достать шиферу, помоги дочке устроиться на работу или в институт… А к Толстому с какими вопросами шли? Есть ли бог? Любить ли ближнего? Как жить дальше?

Когда-то я начинал собирать колокола. И вот два набора. Один набор — болгарских скотоводческих. Самый маленький величиной с чайную чашку, самый большой весит 3 килограмма. И есть несколько колоколов наших церковных, но, конечно, самых маленьких, большие были ведь по триста, по пятьсот пудов.