Владимир Солоухин - Камешки на ладони [1982]

У рыболова-подледника, с которым сидели на соседних лунках, я спросил, о чем бы он как рыболов-подледник мечтал?

— Чтобы озеро, крупные окуни и чтобы на всем озере, кроме меня, никого.

Меня ужасно покоробила эта откровенность приятеля. Но потом я вспомнил один звук, врезавшийся в память с детских лет на всю жизнь. В прозрачное осеннее раннее утро я пошел в сосновый лесок собирать рыжики. Роса, свежесть, рыжики ядреные, яркие. И радостное чувство, что я, встав пораньше, опередил всех и теперь все рыжики в этом небольшом лесочке мои. И вдруг в тишине прозрачного лесного утра, шагах в пятидесяти впереди меня, за сосенками явственно и четко звякнула поцепка ведра. В груди так и оборвалось: опередили! По чужим следам придется идти. И хоть я знал, что все равно что-нибудь найдешь, пропущенное другими, расхотелось собирать в этом лесочке, и само хрустальное утро словно померкло.

По количеству домов от нашего села, как ни странно, пока не убыло. Оно ведь было все время так называемой центральной усадьбой колхоза. Деревеньки вокруг распадались, таяли в зеленом ландшафте, как сахар в воде, места, где они стояли, запаханы (или скоро будут запаханы), люди же из распадающихся деревенек частично переезжают на центральную усадьбу колхоза, пополняя ее. Вот почему по количеству домов от нашего села не убыло.

Но коренные сельские жители в большинстве своем умерли, некоторые семьи целиком переехали в город, в других семьях так: мать-старуха доживает свой век в родном дому, а дети ее — кто где.

Понаехало много чужих людей, просто нанялись работать в колхоз и заняли пустые дома. Эти приезжие люди часто меняются: одни приезжают, другие уезжают. Кроме того, в колхозе постоянно живет, сменяясь, партия городских рабочих.

Не считая одиноких старух, коренных людей, то есть с не совсем еще оборванными корешками, которые привязывают их к земле, осталось три-пять… В остальном — стоит только подуть ветерку…

Село было следующим органическим образованием в государстве после семьи. Конечно, могли и поругаться (особенно соседи) и подраться даже (что бывает и в семьях), но все же это был цельный и живой организм с большим количеством общих интересов. Жили все вроде бы и каждый по себе, но сообща.

Теперь же осмелюсь сказать: никакого села больше нет, а есть населенный пункт с текучим, нестабильным, не обремененным никакими внутренними связями населением.

Вот курьез. Каждый день в нашем доме начинался с того, что мать затопляла печь и просеивала муку. Мука образовывала белый холмик, а в решете оставались рыжие, красноватые отруби. В каждом доме по утрам происходило то же самое.

Теперь мне от одной болезни посоветовали отруби, и я вот уже две недели, живя в деревне, пытаюсь достать их. Обшарил все окрестные деревеньки, «подключил» председателя колхоза, дошел до районных властей, и все пока бесполезно. Говорят, надо обратиться в область, а еще лучше попробовать поискать в Москве.

Во французских гостиницах номер, как мы говорим, одиночный, а кровать все равно необъятная. Гектар. Шесть человек улягутся хоть вдоль, хоть поперек. Я спросил у горничной, зачем такие огромные кровати.

— Человек проводит в кровати почти половину своей жизни, — ответила горничная. — Мы, французы, хотим, чтобы эта половина жизни проходила в удобствах.

Меткость и яркость народного языка, под который невозможно подделаться.

В наши колхозные деревни приезжают откуда-то и поселяются чужие люди из дальних мест, может быть, даже отбывшие наказание.

Соседка Глафира говорит:

— Навстречу идут, а взгляды у них какие-то тюремные.

Было бы обыкновенно, если бы она сказала: угрюмые, мрачные, бандитские, преступные и т. д. А вот сказала: тюремные — и точка. Хотя что такое тюремный взгляд? Да и в тюрьме никогда Глафира не бывала. Объяснить нельзя, но точнее и ярче не скажешь.

Дыма без огня не бывает. Почему на протяжении веков постоянно возникали разные версии об авторстве Шекспира? Откуда сомнения в том, что большая и лучшая часть того, что мы теперь читаем под именем Шекспира, написана не им самим? Тут и имя философа Бэкона, и другие версии. Дыма без огня не бывает.

Дело в том (еще одна версия), что всё, что мы читаем теперь под именем Шекспира, написала Мария Стюарт.

В скотоводческой полуварварской Шотландии XVI века Мария Стюарт была самым культурным и образованным человеком. Она 12 лет, с шестилетнего по восемнадцатилетний возраст, прожила во Франции, где сначала получила образование в Сен-Жермене при королевском дворе, а затем два года была женой французского принца, и только его ранняя смерть помешала ей стать впоследствии королевой Франции. Она при французском дворе общалась с крупнейшими поэтами и драматургами того времени, путешествовала, бывала, вероятно, в Италии. То, что она писала стихи, общеизвестно. Ее сонеты фигурировали в деле и зачитывались на суде как доказательство ее любовных связей. Можно сказать, что она была одним из культурнейших людей европейского, а значит (в то время), и мирового масштаба.

И вот эту образованнейшую, энергичную и талантливую женщину, поэтессу Елизавета четырнадцать лет держит фактически в заточении, в замке на острове среди озера. Что же делала эти 14 лет Мария Стюарт? Писала. Общеизвестно, что свои бумаги она переправляла в явочное место в пивном бочонке. Какие бумаги? Письма, конечно. Но только ли письма? Почему не предположить, что переправлялись и написанные ею драмы? Переправлялись и сосредоточивались в одном месте, в определенных руках и достались потом молодому, крайне предприимчивому человеку по имени Вильям Шекспир?

Родился Шекспир в необразованной семье. Мать его не умела даже расписываться. По свидетельству Бен-Джонсона, «из школы сам Шекспир вынес немного латыни и еще менее греческого языка». Однако классические цитаты в изобилии рассыпаны по страницам Шекспира. А как быть с разговорами на прекрасном французском языке (которого Шекспир не знал) в «Генрихе V»? А как быть с драмами Шекспира («Венецианский купец», «Отелло»), сюжеты которых заимствованы из итальянских новелл Джовани и Чинтио, на английский язык в то время еще не переведенных?

Местный колорит итальянской жизни Шекспира так ярок, что есть в шекспирологии целая теория, будто в молодости Шекспир побывал в Италии. Но, конечно, он никак не мог попасть в Италию ни в молодости, ни позже.

Да, действительно, откуда малообразованному юноше в полудикой стране знать в тонкостях Италию, Вену, Испанию, придворную жизнь, все, что прекрасно знала Мария Стюарт.

Здесь не место, но можно заняться исследовательской работой и найти, что во многих драмах Шекспира в чистом или в завуалированном виде присутствуют многие факты из личной жизни, из биографии Марии Стюарт, а главное — ее психология. «Леди Макбет» — слепок с трагических эпизодов из жизни Марии Стюарт. Ее любовник скрывался в изгнании в Дании, где происходит действие «Гамлета». «Укрощение строптивой» могла написать только женщина. Многие сонеты Шекспира обращены к юноше. Почему?