Владимир Сергеев - Непредсказуемый Берестов

— Женя, где это вы были? Как не стыдно! Я уж третий раз хлеб тебе приношу… Забирай свои карточки, сам ходи… Я тебе не домработница!

Ого! Ну прямо как взрослая тетка! Губы у Юльки дрожат от обиды. А Женька молчит. Что скажешь? Все верно.

— Ну чего ты? — забубнил Витька. — Что с ним случится? На окопы хотели прорваться…

— И не прорвались! — Теперь в Юлькином голосе слышался обычный ядовитый оттенок.

— Не пустили. Немец близко.

— Много бы вы там накопали!

Тут уже Женька не выдержал:

— Да уж накопали бы, — зло огрызнулся он.

— А ты вообще молчи, — сверкнула глазами Юлька. — Я вот матери твоей напишу…

— Я тебе напишу!

— И напишу! Забирай свой хлеб!.. Ненавижу тебя. Вот!

Неизвестно, чем бы закончился этот диалог, не появись на горизонте почтальонша тетя Зина. Ребята смолкли, с тревогой ожидая ее приближения. У каждого замирает теперь сердце…

— Ну, что испугались? — улыбнулась тетя Зина, протягивая Юльке голубенький треугольник. — Бери, бери. Тебе лично. От папки небось. Похоронки, дети мои, в конвертах… Конвертов бояться надо. Ну и должность у меня! До чего ж незавидная! — И она зашаркала вдоль переулка, прижимая к себе огромную черную сумку.

А Юлька, счастливая, побежала к своему дому.

Вот, значит, как — конвертов надо бояться, думает Женька и вспоминает, что Витьке уже и конверта не принесут… Бояться надо ему, Женьке.

Но ждать и копить в себе страх — тоже не сахар. От отца две недели назад пришло письмо. Женька не зная, что делать: прочесть, не прочесть — ведь письмо маме. В семье не было заведено читать чужие письма, даже записки. Однажды Женька получил записку от Нинки Бычковой: «Женя, я тебя люблю. А ты? Нина Б.». Женька рассмеялся, показал записку матери, говоря: «Тоже мне, Бекки Течер». Мать серьезно и, наверно, чтобы отучить Женьку на всю жизнь сразу, сказала, кривя свой красивый рот:

— Это подло! Подло показывать чужие письма! А читать их посторонним — еще хуже!

Женька был поражен. Он просто вспомнил Тома Сойера и Бекки — уж больно похоже… Но все оказалось не так-то просто и безобидно. И вот запомнил же! На всю жизнь.

А Юльке он никогда не писал записок и от нее не получал, хотя в школе их с первого класса дразнили женихом и невестой. Одна Ленка конопатая сколько крови испортила!

Как-то еще до войны, в марте, не было последнего урока — ботаничка заболела. Ребят отпустили по домам. У кого оказалась в кармане мелочь, решили пойти в кино. В «Арктике» на дневном сеансе «катали» старый фильм… Да разве это было важно!

В темном зале Женька и Юлька сидели рядом. Свой портфель Женька поставил у себя в ногах на пол, а Юлька держала свой на коленях, положив на него руки. Женька, насмотревшись на парочек, жавшихся друг к другу в темных кинозалах, решил «не отставать». И хотя большого желания к тому не испытывал, да еще и трусил, но решил положить свою ладошку на Юлькину руку. Юлька повернула к нему лицо, и Женька, хотя и не увидел в темноте, но был уверен, что девочка покраснела. Юлька тряхнула кудрями, отвернулась, но рука ее осталась лежать под Женькиной ладонью. Теперь Женька мог определить, что рука у Юльки мягкая, теплая и меньше Женькиной. Ну так и должно быть, ведь она девочка…

По дороге домой Юлька молчала, а Женька нес ее портфель — такое он подметил у старшеклассников — и тоже многозначительно молчал. В подъезде он отдал Юльке портфель, но та не уходила и продолжала молчать. Тогда Женька решился! Он даже зажмурился, приближая свое лицо к Юлькиному. Носом он уже чувствовал тепло Юлькиной щеки, но Юлька не сдвинулась с места. И только когда Женькины губы коснулись ее лица, девочка отстранилась и, крикнув: «Дурак!», бросилась к своей двери. Сам не зная почему, Женька выскочил на улицу и побежал по переулку сломя голову.

На следующий день он боялся даже взглянуть на Юльку, а та как ни в чем не бывало сама подошла к нему.

— Ольга велела сегодня стенгазету закончить. После уроков останемся. Только возьми бумагу в учительской.

Женька кивнул, а сам покраснел до ушей. А Юлька вдруг расхохоталась и выбежала из класса.

Вот и разбери этих девчонок, что у них на уме!

Сегодня утром радио сообщило, что немцы прорвали нашу оборону на подступах к Москве…

В квартиру вихрем ворвалась тетя Дуся.

— На улицу не выходи!

— А что? — не без волнения спросил Женька.

— Народ ополоумел. Хулиганье витрины бьет. Тащат, что попадет под руку… Шпана проклятая! Люди воюют, а эти… Думают, что немцы Москву возьмут… Фигу им! Смотри, никому не открывай!

Вечером зазвонил телефон. Женька аж вздрогнул. Телефон давно молчал, и Женька опять забыл о его существовании в доме. Он снял трубку.

— Жень, это я…

Ух ты, да это же Юлька!

— Ага, — от неожиданности произнес Женька.

— Жень, ты никуда не ходи, — и вдруг Юлька заговорила вполголоса: — У нас милиционеры сидят…

— Где сидят?

— У нас. Дома. С бабушкой разговаривают.

— А чего это?

— Во дворе… двух шпионов поймали. Еще двух ищут.

— Да ну! Юль, можно я приду?

— Ты что, сумасшедший, что ли? Я говорю, сиди дома. Так милиционер велел. Я потом еще позвоню. Радио слушай… — и положила трубку.

Женька сидел на подоконнике и смотрел в окно. В тихом переулке все выглядело, как всегда…

А вечером по радио сообщили, что паника только на руку врагам, что нельзя ей поддаваться, что Красная Армия никогда не пустит врага в столицу нашей Родины, что паникеры и зачинщики беспорядков, разбоя и грабежей будут строго наказаны по законам военного времени…

— Вот! Так им и надо! — закричал Женька на всю квартиру.

Потом передавали концерт. Русские песни и романсы пели Русланова, Лемешев, Козловский. Женька лежал на маминой тахте, не зажигая света, и жевал хлеб по еремеевскому методу… Так и уснул. Проснулся среди ночи и забеспокоился: почему это Юлька не позвонила? Спать уже не хотелось.

Занимался рассвет семнадцатого октября сорок первого года.

А несколькими днями позже произошла удивительная встреча.

Выполняя приказ тети Дуси, Женька и Витька волокли на спинах по вязанке дров. Дрова выдавали, как хлеб, по талонам. Часа четыре толкались они в очереди на Сретенском бульваре и теперь шли быстро, на ходу переговариваясь и торопясь домой. Проходя мимо кинотеатра «Колизей», Женька тормознул. Решили передохнуть малость. Опустили вязанки на землю…

Вдруг Витька аж присвистнул, поманил пальцем Женьку.

— Узнаешь?

Вот это да! В узком дворике кинотеатра, у грузовой машины, крытой брезентом, выстроилось человек десять парней и девушек, все в ушанках, в ватниках, перехваченных широкими армейскими ремнями, с пистолетами… Немолодой военный в долгополой шинели выкликал фамилии…

И кто бы мог подумать! Здесь, среди них, — пионервожатая Ольга!