Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Уложив дочку в постель, Нафисахон вернулась.

— Я упросила главного врача отпустить ее домой, — сказала она. — Он велел ей несколько дней питаться только молочными блюдами. Такой вежливый и обходительный человек. Я боялась, что не отпустит…

Кудратджан взял Алишера за руку и повел на улицу играть с махаллинскими мальчишками. В калитке они повстречались с Раано. Посторонились, пропуская ее во двор. Оказывается, Раано ездила в больницу и, узнав, что подруга выписалась, приехала к ней домой. Она поздоровалась с родителями Хафизы и прошла в дом. Вскоре оттуда донесся ее веселый голос. Она рассказывала Хафизе какую-то смешную историю, приключившуюся сегодня в институте.

Ташбиби-буви поднялась с места и плотно притворила дверь. Ей надо было, воспользовавшись отсутствием детей, откровенно поговорить с сыном и невесткой. Она поведала им о том, что рассказала ей под строжайшим секретом Раано.

— …Видать, очень полюбила того парня. А он женился недавно. Вот и решила, глупая, что на нем свет клином сошелся.. Счастье наше, что аллах не укоротил ее века. Возьмите детей под свое родительское крыло, — вот мой сказ. Бросайте скорее ту Фергану, переезжайте в Ташкент. Уж сколько времени твержу об этом.

— Онаджон, давай сделаем так. Мы с Нафисойхон уже советовались. Остается получить твое согласие… Работу я бросить не могу… Мне это дело поручено партией. А я, ты понимаешь, солдат партии: куда она пошлет — там моя служба. Поэтому давай-ка соберемся и все вместе поедем в Фергану. Какая там чудесная природа! Буду тебя возить за город отдыхать…

— Что ты, что ты, сынок, — растерялась Ташбиби-буви. — Как же я смогу поехать? За всю жизнь дальше нашей махалли не выезжала…

— Сядете в поезд, и он вас доставит по назначению, — сказал с улыбкой Пулатджан.

— Сынок, подумал ли ты, что советуешь? Как же я брошу дом, всех родственников в махалле, соседей, с которыми состарилась вместе? Нет, детки мои. Я старуха, мне осталось жить недолго, не подобает мне сейчас ехать в чужой город доживать. Здесь как-никак соседи меня с молодости знают, они-то и проводят меня в последний путь.

В разговор вмешалась Нафисахон.

— Матушка, не надо говорить о смерти, — сказала она ласково, положив ладонь на руку свекрови. — Вы же сами сказали, что ни разу в жизни нигде не были. Так Фергану хоть посмотрите.

— Подумать только, что они мне советуют! — всплеснула руками старушка.

— Вы говаривали, что будь нынче прежние времена, то совершили бы паломничество к святым местам в Маккатилло и все стали бы тогда величать вас матерью-хаджи. Помните, вы говорили? — напомнила, улыбаясь, Нафисахон. — А Маккатилло ведь совсем рядышком с Ферганой.

— Полно тебе, милая невестка, меня разыгрывать, — отмахнулась с обидой старуха. — Где Маккатилло, а где Фергана! Если бы это святое место находилось так близко, разве люди не повалили бы туда толпами?.. Разве не так я рассуждаю? — осведомилась она, поглядев на сына.

— Да, онаджон, Маккатилло близко от Ферганы, — подтвердил Пулатджан.

— О аллах, прости меня, грешную! — воскликнула старуха и провела по лицу ладонями. — Оказывается, я, дожив до седин, не знала, где находится Маккатилло!.. Сынок, нехорошо старых людей разыгрывать. Когда я была мала еще, Мирзарахимбай-ходжа, сосед наш, отправился в Маккатилло через горы. Верблюд, на котором он сидел, сорвался в пропасть. Сорок дней туда шел караван и столько же дней обратно. Или вы, милые мои, меня за глупую считаете, или наша земля уменьшилась…

Сын с невесткой рассмеялись. Словно бы мать сказала что-нибудь смешное. Старуха насупилась.

Пулатджан, слегка ударяя ладонью по хонтахте, решительно сказал:

— Послезавтра за нами приедет машина. Жаль, что в нее больше пяти человек не может уместиться. Мы заберем Хафизу с Алишером и поедем. А за вами пришлем человека. Вы поедете с Кудратом в поезде. Поживете у нас, посмотрите… Если не понравится, привезу обратно.

— А как же учеба вашей дочери? — спросила Ташбиби-буви, хватаясь за последнюю возможность удержать детей в Ташкенте.

— Завтра я пойду к ректору института и договорюсь, чтобы ей предоставили годичный отпуск в связи с состоянием здоровья. Пусть девочка отдохнет. Из головы за это время, может, дурь выветрится. Ее надо увезти отсюда на время, чтобы ничто ей не напоминало о случившемся.

— Ты прав, сынок, — сказала старушка задумчиво. — Ей нужно развеяться. Ради своей внученьки я поеду в Фергану. — Она вздохнула и принялась вытирать кончиком платка повлажневшие глаза.

Дверь в комнату приотворилась, и в узком просвете мелькнуло лицо Ташбиби-буви. Раано поднялась и стала прощаться с подружкой.

— Уже поздно, мне пора. Твои родители соскучились по тебе, еще как следует и не наговорились, наверно. И меня, поди, мама заждалась. Она всегда очень переживает, когда я задерживаюсь. Выздоравливай поскорее. И, как я тебе советовала, не думай об этом типе. Он этого недостоин.

Раано поцеловала Хафизу в щеку и вышла из комнаты.

«Легко Раано рассуждать, — пронеслось в голове у Хафизы. — В книжках пишут, что любовь — большое счастье. Какое это счастье, если она приносит такое горе, что жить не хочется? Раано сейчас куда счастливее, хоть и не испытала, что такое любовь…»

Хафиза и не заметила, как возле нее появилась мать. Она присела на край кровати, Хафиза засуетилась, приподнялась на постели.

— Апа, я лучше выйду на айван, здесь душно…

В комнату вошел отец. И она умолкла. Опустила голову. Нет, она знала, что отец не обрушит на ее голову проклятий, не станет потрясать кулаками. За всю жизнь он ей и слова обидного не сказал. Считал, что она сама умеет отличать белое от черного. Оттого-то ей и стыдно было, что не оправдала надежд своего отца, заботливого, ласкового…

Он придвинул к кровати стул и сел. Накрыл широкой ладонью горячие худые запястья дочери. Неожиданно спокойным и даже веселым голосом сказал:

— Знаешь, Хафиза, у нас мыслишка одна возникла. Думаю, тебе она придется по душе. Надо нам семью нашу собрать в кучу, понимаешь?

— А бабушка как же?

— И бабушка согласна. Надо и ей отдохнуть. Она поедет вслед за нами.

— А институт?

Нафиса-апа всплеснула руками.

— Институт! Институт вспомнила! А вчера ты подумала о своей учебе? — вырвалось у нее.

Лицо Хафизы омрачилось, глаза ее сразу потускнели.

— Делайте, что хотите… — еле слышно прошептала она.

Пулатджан Садыкович строго посмотрел на жену и продолжал:

— Завтра, Хафиза, ты напишешь заявление, и я пойду с ним к ректору вашего института. Думаю, он разрешит тебе пропустить год из-за болезни.

— Я совсем не больна! Я чувствую себя хорошо, — возразила Хафиза.

— Еще как больна! — сказала мать сердито. — Здоровый человек разве станет глотать таблетки?