Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Я слушаю, — донесся твердый голос мужа.

— Алё, алё! Пулатджан-ака! Пришло письмо от матушки. Соседской дочкой написанное. В нем много недомолвок. Чуяло мое сердце, что там не все благополучно! И эти письма, что я нашла на шкафу, подтверждают мои догадки. Недаром она так, очертя голову, улетела в Ташкент! Что же теперь делать?.. — Нафиса-апа так кричала в трубку, что вены вздулись на ее шее.

— Прежде всего надо взять себя в руки и говорить спокойно, — послышался ровный голос Пулатджана-ака. — Ты своим криком мембрану сломаешь. Говори толком, что там случилось?

— Если б я знала, что случилось! Все какие-то намеки, недомолвки. Не то с ней какой-то парень был, не то она с хулиганами знакомство водит. Не пойму ничего, голова кругом идет. Надо срочно ехать! Отправьте-ка меня на машине в Ташкент! Похоже, наша бедовая дочь творит неблаговидные дела. Когда она еще здесь была, я по ее лицу заметила, что с ней что-то творится, скрытной стала. И вообще поведение нашей любимицы оставляет желать лучшего. Я вам сразу сказала, что Хафиза — не прежняя Хафиза: привыкла делать все, что ей заблагорассудится, слишком рано становится самостоятельной. Когда рядом нет отца-матери, так и бывает! Сколько раз говорила, давайте переедем в Ташкент. Или ее нужно было заставить здесь и поступать в институт! А сейчас кто будет заниматься ее воспитанием? Боюсь, и наша дочь пойдет по стопам этих проклятых стиляг — чтоб им ни дна ни покрышки! Лишь бы ее не обидел какой-нибудь прохвост, нашу доченьку, — Нафиса-апа всхлипнула, вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Не мели чушь, — рассердился муж. — Успокойся, завтра поедешь. Хафиза умная девушка, она не даст себя в обиду.

— Не завтра, а сегодня отправьте меня!

— Сейчас у меня нет под рукой машин. Вечером поговорим, — строго сказал Пулатджан-ака, и из трубки посыпались короткие гудки.

А Нафиса-апа сидела и все прижимала к уху телефонную трубку, удивленная и расстроенная спокойствием мужа. «Не отец вы, а человек с каменным сердцем! — выговаривала она про себя с досадой. — Сохрани бог нашу доченьку от всех напастей и от дурного глаза. С дочкой беда стряслась, а он не хочет пошевелить пальцем, чтобы найти машину. Не может быть, чтобы при обкоме не было свободных машин. Всегда у него семья на последнем месте! Секретарь называется…»

Нафиса-апа тихонько положила телефонную трубку. Ей захотелось в эту минуту распахнуть настежь окно и вылететь птицей. Полетела бы сейчас к дочке, предостерегла бы, оградила бы от беды. Втолковала бы, что девушка до замужества по краю бездны ходит: один неосторожный шаг — и жизнь свою погубить может.

Ее мысли перенеслись на два десятилетия назад, в Ташкент.

Припомнилась свадьба Салтанатхон, девушки из их махалли. Жених ее, Халмат, сорвав, отбросил в сторону занавес, за которым оставляли новобрачных в свадебную ночь, и, объявив гостям, сидящим в комнате, во всеуслышанье, что невеста оказалась не девственницей, пулей выскочил из комнаты. Бедняги сваты с мольбами бросились за Халматом. Унижались, хватая его за руки, за полы халата: «Ах, вы, наш милый, уважаемый жених, пожалуйста, умерьте свой гнев. Девушки, родившиеся в пятницу, все бывают такими, если даже их ни разу не коснулся и взгляд мужчины… Такую пухленькую, словно сдобная булочка, и розовощекую невестушку мы раздобыли вам почти бесплатно, ведь с вас никакого калыма не потребовали ее родители. Вы послушайте нас, живите в свое удовольствие!.. Ну, хотя бы недельку поживите, чтобы не так уж позорить несчастных родителей, а тогда уж мы отведем ее под родительский кров…» Жених безмолвствовал, оставаясь твердым, как скала… Причитания обливающейся слезами Салтанатхон, уговоры сватов до сих пор звучали в ушах Нафисы-апа. Упаси бог от такого позора!

А родной отец так хладнокровно относится к единственной дочери!.. Нет, Нафиса-апа не может сидеть так, сложа руки. Она должна что-то предпринять.

Растревоженная вконец Нафиса-апа позвонила своей подруге, Шахнозхон. Но не успела и рта раскрыть, та засыпала ее целой кучей новостей. Сообщила даже, что в универмаге сегодня с утра продавали черно-белый атлас, исчезнувший почему-то с прилавков, что в гастрономе были вкусные конфеты в красивых коробках и что на днях должна приехать в Фергану труппа столичного оперного театра. Наконец, выговорившись, она осведомилась о Хафизе. Но едва Нафиса-апа вздохнула и раскрыла было рот, чтобы поделиться своими горестями, как в трубке снова зазвенел голос Шахнозхон: «От нас большущий привет передайте Хафизе. И от меня, и от Патилыхон. Мы с дочкой просто-таки влюбились в нее, часто вспоминаем. Пусть бы она сюда почаще приезжала. Только напишите ей, пусть сердце свое тоже с собой привозит. А то в этот раз она сердечко-то свое в Ташкенте позабыла…»

Нафиса-апа мягко опустила трубку. У нее разболелась голова. Она туго перетянула косынкой лоб и прилегла на диван. На подоконнике сидели голуби. Один из сизарей, тот, что покрупнее, нахохлился, выпятив грудь колесом, наскакивал на свою притихшую подружку, вертелся возле нее юлой и ласково ворковал, объясняя ей что-то на своем языке…

Нафиса-апа резко встала и всплеснула руками, отгоняя черные мысли.

Сжав руками виски, она принялась расхаживать по комнате.

Девушки, которые становятся взрослыми и живут вдалеке от родительских глаз, подобно необузданной лошади, вольны скакать, куда им захочется. И могут не заметить, как худой человек набросит им на шею аркан. Как бы подобное не случилось с их взбалмошной Хафизой, — тьфу, тьфу, тьфу, не приведи аллах.

Подумала, не позвонить ли мужу, чтобы он, если нет машин, раздобыл билет на самолет. Она страшно боялась высоты и еще ни разу не летала в самолете. Выше третьего этажа, на котором теперь жила, ей не доводилось никогда подниматься. А сейчас она согласилась бы даже на самолет — лишь бы поскорее оказаться в Ташкенте. Но звонить не стала; зная, что муж занят сейчас, она не рисковала лишний раз досаждать одной и той же просьбой.

Нафиса-апа спустилась во двор и собрала белье с веревки. Включила было утюг, но гладить расхотелось. Вынула из гардероба новое платье и переоделась. Отправилась в детский сад за Алишером. На улице ей повстречалась Шамсикамар, стройная молодящаяся женщина, жена одного из ответственных работников обкома. В прошлом году они вместе, семьями, отдыхали в Кисловодске и с тех пор ни разу не виделись. Сейчас им было по пути, и они разговорились. Нафиса-апа поведала, что творится у нее на сердце. И почувствовала даже облегчение, когда нашелся хоть один сочувствующий ей человек. Шамсикамар, кроме того, что была красива, оказалась и очень отзывчивой. Она сама часто испытывала беспокойство за подрастающую дочь, поэтому волненья Нафисы-апа ей были понятны. Подумав, она сказала: