Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Профессор Абиди питал слабость к пикантным анекдотам. Если случалось компанией сидеть в чайхане за пловом, то присутствующие, зная слабинку профессора, начинали наперебой рассказывать анекдоты. Молодые сотрудники знали, что достаточно рассказать новый остроумный анекдот, чтобы заслужить благосклонность профессора. У домуллы были любимые анекдоты, которым он от души смеялся, независимо от того, что слышал их, может, уже сотый раз. Некоторые знали об этом. Чтобы угодить домулле, они начинали рассказывать какую-нибудь старую притчу и, прервав речь на самом интересном месте, обращались к нему: «Э-э, домулла, продолжайте сами, я что-то не умею, как вы…» И Салимхан Абиди, расплывшись в улыбке, принимался расписывать с того места, где анекдот был прерван. Что и говорить, в уменье рассказывать смешные истории его никто не мог перещеголять. От хохота все хватались за животы, сгибаясь пополам. Сам профессор смеялся громче всех.

Затем он победоносно оглядывал слушателей, промокая платочком выступавшие на глазах слезы, и, поглядев по сторонам, осведомлялся, нет ли поблизости женщин. Если таковых не оказывалось, он начинал тихим, вкрадчивым голосом рассказывать следующий анекдот.

Свой возраст профессор не относил ни к «утру» и ни к «вечеру». А говорил: «Я достиг своего полудня! Летнего полудня, самой жаркой поры. В это время солнце стоит в зените и обильно одаривает своими животворными лучами всех, кто не прячется в тень…» Каждому становилось ясно, что он хочет подчеркнуть: дескать, вы все получаете пользу от лучей стоящего в зените светила, ну что же, пользуйтесь, я щедрый, мои лучи кого только не обогрели…

Однажды кто-то осмелился возразить ему, заметив, что особенно целительными бывают лучи утреннего солнца, когда оно движется постепенно ввысь. Салимхана Абиди крайне расстроил этот намек молодого аспиранта. Но он не подал виду. И не растерялся. Нахмурил брови и, глядя в упор на уже прикусившего язык молодого человека, медленно и внушительно произнес: «Даже ребенку известно, что только при щедрости полуденного солнца особенно хорошо вызревает хлопок». И тому незадачливому «острослову» не осталось ничего, кроме как растерянно забормотать: «Да, домулла, вы правы, для хлопка полезнее всего нежиться под солнцем в полдень, это очень верные слова…»

По лицу профессора скользнула улыбка, и молодой ученый с облегчением подумал, что исправил свою промашку. Но не тут-то было. Профессор не прощал, когда молодежь относилась к старшему поколению неуважительно. От этого аспиранта отвернулась удача. И он до сих пор никак не может защитить диссертацию…

Об этом домулла как-то рассказал Умиду сам в минуту откровенности и как бы ненароком заметил, что тот незадачливый молодой человек, сидя за одним дастарханом с профессором, позабыл о разнице между ними и о том, что «проворные руки берут еду, а проворный язык приносит беду».

Домулла и прежде замечал, что этот молодой человек излишне многословен и старается быть в каждой бочке затычкой, но не придавал этому значения. Теперь же ему стало понятно, почему этот аспирант проявлял чрезмерный интерес к его работам, задавал к месту и не к месту всякие вопросы позаковыристее, что сразу и не ответишь: сомневался в его научных изысканиях. Занятый повседневным трудом, он, может, и не догадался бы, какого опасного человека пригрел под своим крылом. Спасибо друзьям, которые по-прежнему любят его и уважают. Верные люди передали ему, что этот еще не испекшийся «ученый» где-то прямо так и заявил, что руководитель их отдела «топчется на месте». Теперь домулла заставил его поджать хвост. Пусть попробует-ка сам потопчется на месте…

Правда, домулле это стоило нервов. Потому что и самому приходилось ходить с оглядкой. Не ровен час, тот тип побежит куда-нибудь жаловаться, начнет строчить письма по инстанциям. Умный бы на его месте понял, что ему лучше всего подобру-поздорову убраться из института. А этот упрямый. Говорят же, что ослы все упрямые…

Во всяком случае, обжегшись на молоке, лучше лишний раз подуть на воду. Теперь домулла относился настороженно и с недоверием ко всякому новичку, которого направляли в его отдел. Тем более Умид ценил расположение домуллы к себе.

Перемены в профессоре не остались не замеченными сослуживцами. Кто-то, заприметив, с какой опаской он относится к любому новому лицу, появившемуся в институте, в шутку назвал его султаном Абдулхамидом Вторым. Турецкий султан Абдулхамид Второй на склоне лет стал подозревать всех своих приближенных в заговоре против него. Ему казалось, что на него готовится покушение. Многих преданных ему людей он загубил в темнице. Позже стал сомневаться и в своей жене, и в детях. Когда остался один, начал бояться своей тени. По ночам кричал и вскакивал с постели. И в конце концов совсем спятил и умер.

— Серьезно? Неужели я тебе напомнил этого маньяка? — спросил Салимхан Абиди, помрачнев. А затем вздохнул, развел руками. — Раз ты что-то заметил, стало быть, это действительно так. Я в самом деле в последнее время во всем сомневаюсь. Не верю ничьим, даже хвалебным, словам. Мне кажется, все говорят одно, а думают другое, следят за каждым моим шагом, как за школьником, который каждый день должен делать уроки. Но ведь я… я… Если ученые делают одно открытие в сто лет, они уже двигают цивилизацию вперед…

Приятель засмеялся и, положив руку ему на плечо, напомнил:

— А помнишь, дружище, как ты любил повторять слова мудрецов о том, что, когда идешь к определенной цели, на пути всегда попадаются собаки, кидающиеся в ноги, норовящие куснуть побольнее. Но ты не должен останавливаться и нагибаться за камнем, ибо потеряешь время и не придешь к цели в свой срок. Надо только пинком ноги отбросить собак в сторону. Чтобы святое дело твое осталось в чистоте, как опрятная комната, выходящая окнами на солнечную сторону…

Салимхан Абиди усмехнулся и пожал плечами. Да, было время, когда его любили друзья и с ним считались даже видные селекционеры! А сейчас? Какие-то людишки, величиной с букашку, норовят ущипнуть исподтишка. Эх, и времена пошли. Прежде, бывало, к своим наставникам относились с благоговением. Домулла скажет на белое черное, ученик вторит: «Черное…»

— Ты прав, конечно… — задумчиво проговорил профессор. — И все же если тебе кто-нибудь собирается причинить зло, то опасайся. Ведь даже оса может выбрать момент и причинить тебе боль. — Он сощурился и посмотрел на собеседника, гадая, дошел ли до того смысл его слов. И многозначительно добавил: — И ведь даже маленькая щель может погубить целый корабль. По жизни следует ступать осторожно и с оглядкой. Людей, которые говорят о вас дурное, лучше обходить сторонкой. А тем, кто рычит на вас, следует подбросить косточку, да и пройти себе мимо…