Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Домулла, — мягко перебил его Шукур Каримович, — нехорошо быть рабом дурного настроения. Знаете, что я вам скажу…

— Знаю, знаю, уважаемый, что вы мне можете сказать. «Приходите ровно в девять утра, вешайте номерок на доску у вахтера». Может, еще поставите вопрос о трудовой дисциплине Салимхана Абиди…

— Эх, домулла, оставьте…

— Не пойму, какой вам интерес компрометировать меня, пожилого человека, перед моим учеником… Я действительно… гм… виноват, каюсь. Но можно же было мне об этом сказать по-хорошему, наедине. Мы с вами уже столько лет работаем рука об руку, проводим бессонные ночи над одними и теми же проблемами. А вы… А вы меня с какими-то англичанами сравниваете. Да провались они, ваши англичане!

— Домулла…

— Погодите, не перебивайте. Я дело говорю…

— Салимхан Абидович, а помните? «Человек, работающий в науке, должен обладать воинской подтянутостью, быть нетерпимым к расхлябанности и безответственности. Каждую версию обязан проверить множество раз, прежде чем вынести ее на обсуждение. Малейшая ошибка может увести от истины так далеко, что трудно будет отыскать дорогу назад. Поэтому наша работа должна быть четкой и точной, как часы». Вспомнили? Ведь это ваши слова. Вы неоднократно произносили их, когда читали нам лекции в сельскохозяйственном институте. Видите, как глубоко они запали в мою память.

— Хвала вам, Шукур Каримович, — ответствовал Абиди, польщенный тем, что его бывший студент так хорошо запомнил некогда сказанные им слова. Ему так это понравилось, что он крякнул от удовольствия. — Эх, Шукур Каримович, если бы все были такими, как вы, да могли оценить нас, старшее поколение, то и нервы бы наши оставались крепкими. Да уж ладно. С кем не бывает. Вспылили, надерзили друг другу… — Профессор помолчал, словно бы раздумывая над чем-то, потом ласково обратился к директору: — Шукурджан!

— Лаббай, домулла?

— Похоже, мой друг, мне все-таки придется поехать на это совещание, будь оно неладно. Судя по вашим словам, там будут авторитетные люди. По-моему, мне надо все же поехать. А? Как вы думаете?

— Вот я и говорю, домулла. Мы тоже должны послать туда кого-нибудь посолиднее.

— Разумеется. Если намерен присутствовать сам секретарь ЦК, то… на мой взгляд, нельзя мне оставаться здесь.

— Вы правильно рассудили, домулла!

— Ведь он может спросить: «А где профессор Абиди?» Нет, не хочу подводить свой институт. Хоть плохо себя чувствую, но все же поеду.

— Приходите завтра в институт, обговорим подробности.

— Во сколько прийти?

— Ровно в девять.

— Баракалла. Постараюсь не опоздать.

— Вот и хорошо. Завтра надеюсь увидеть вас в полном здравии. До свидания.

Шукур Каримович зашел к Умиду и попросил его после работы наведаться к домулле. Он знал слабую струнку профессора, которому очень нравилось, когда сотрудники проявляли о нем беспокойство и регулярно информировали о делах, происходящих в институте.

Калитку отворила Жанна.

— Уже по вашему звонку я узнаю, что это вы! — воскликнула она, просияв, но тут же накинулась с упреками, что он ни разу не навестил ее больного отца. — Ну-ка идемте на расправу, — сказала она и за руку повлекла Умида в дом.

Домулла обрадовался приходу своего ученика. Поверх пижамы надел полосатый халат и увел его в комнату, где висела на стене тигровая шкура. Умиду было известно, что домулла сюда приглашает самых близких ему людей, проявляя этим свою высокую милость к дорогим гостям. Домулла сбросил с ног тапочки и, взобравшись на диван, сел скрестив ноги. То же самое предложил сделать Умиду, показывая на место рядом с собой. Но Умид не отважился и выбрал мягкое кресло. Домулла расспрашивал о новостях, а Умид выкладывал все, что знал. Особенно интересовало профессора, что говорили сотрудники, когда он, назло Шукуру Каримовичу, взял да и ушел с работы. «Пусть знает свое место! Салимхан Абиди еще никому не позволял собой управлять, как марионеткой».

Жанна принесла на серебряном подносе чаю и восточных сладостей. Потом на столе появилась ваза с гранатами и яблоками. А немного погодя она поставила перед Умидом касу с горячим, аппетитно пахнущим нарыном — густым супом с мелкими кусочками мяса.

Заметив, что Умид не решается есть один, домулла подбодрил его:

— Ешьте, Умиджан, не стесняйтесь. Мы только что поужинали. А вы же после работы. Я с удовольствием попью за компанию с вами крепкого чаю. Ешьте, чувствуйте себя как дома.

Чтобы не обидеть хозяев, Умид не заставил себя долго упрашивать. К тому же он действительно был голоден и давно не пробовал такой вкусной еды.

Жанна присела на стул и налила Умиду чаю. Он почему-то смутился, что она за ним ухаживает в присутствии домуллы. Жанна, томно взглянув на него, улыбнулась. «Хорошо, что отец ее ничего не заметил», — подумал Умид и залпом осушил пиалушку, наполненную ею.

Жанна опять налила ему чаю.

Профессор предложил своему ученику поехать в Фергану на совещание: ведь ему там обязательно понадобится ассистент. Умид поблагодарил его, сказав, что об этом он мог бы только мечтать.

— Я попрошу директора командировать вас вместе со мной, — пообещал домулла.

Когда Умид вышел на улицу, уже совсем стемнело. Жанна проводила его до калитки.

Домулла просил Умида прийти в шесть утра. Поезд на Фергану отходил в семь без трех минут. Умид остановился у ворот и посмотрел на ручные часы. Еще не рассвело, он с трудом различил циферблат. До шести еще оставалось время. Он решил подождать. Неторопливо вынул из кармана сигареты и закурил. Безлюдно и тихо было на улице. Только время от времени шуршали сухие листья, согнанные ветром в канавы; не то пробегал вдоль улицы ветер, не то накрапывал дождь — в темноте не различить было.

Выкурив сигарету, Умид нажал кнопку звонка.

Через несколько минут он услышал чьи-то легкие торопливые шаги, и калитка отворилась. В ее проеме Умид увидел Жанну. Она двумя руками придерживала на груди у ворота накинутый в спешке халат.

— Извините, я разбудил вас, — растерянно проговорил Умид. — Я думал, вы предупредили вашу работницу…

— Я не сделала этого. Вы недовольны? — Жанна улыбнулась, в темноте влажно блеснули ее зубы. — Ну, заходите, чего же вы стоите, — она протянула ему руки, халатик при этом распахнулся. — Ой, — тихо воскликнула она, торопливо запахиваясь. Но, как она ни старалась, при каждом ее движении упругие, налитые груди как бы раздвигали халат, стараясь обрести свободу.

Умид перешагнул через порог и замер, потеряв дар речи. Он почувствовал, как все его существо наполняет что-то горячее, хмельное. И слышал, как гулко отдаются в груди удары сердца. Устремленные на него глаза девушки мерцали, словно звездочки. Вдруг Жанна, отпустив ворот халата, положила руки ему на плечи.