Мирмухсин - Чаткальский тигр

Представляя себе то недалекое время, Караджан шел и улыбался. Бригадир и четверо бульдозеристов, окружившие Галину Шишкину и о чем-то спорившие с ней, увидели его и еще издали заулыбались. Галина была в зеленой телогрейке и оранжевом шерстяном платке. Двое рослых парней в промасленных комбинезонах расступились, и она пошла навстречу Караджану.

— Товарищ Мингбаев! — официально обратилась она, протягивая ему бланки с чернильными пометками. — Плотность грунта, который вы вчера доставили в лабораторию для анализа, ниже нормы.

Караджан взял у нее бланки, стал изучать.

— Я уже битый час убеждаю прораба, что на этой площадке в шестьдесят четыре квадратных метра надо снять полутораметровый слой грунта и уложить булыжник, а он считает…

— Навалим сверху тяжелые глыбы, и само собой все уплотнится, — сказал подошедший прораб Никаноренко, недружелюбно поглядывая на лаборантку.

Бульдозеристы молча стояли в сторонке и ждали, что скажет инженер. Им конечно же не хотелось проделывать одну и ту же работу два раза. Отстанут от соседних бригад, попробуй-ка потом наверстай. Плакала тогда квартальная премия.

— Вот что, товарищи, мы поторопились, — сказал Караджан и вздохнул. — Не следовало приступать к трамбовке, не дождавшись анализа. Придется слой снимать.

— Ну что вы, товарищ Мингбаев…

— Мы уплотним и так, — раздались голоса со всех сторон.

Два работавших бульдозера тоже остановились, и их водители подошли к спорившим.

— Товарищ начальник, неужели вам премии не жалко? — спросил напрямик паренек с колючими и веселыми глазами, для лихости надевший кепку козырьком назад. Ему казалось, что он выдвинул самый веский довод в споре. — Ведь если одна из бригад не получает премии, то и начальник участка ее лишается.

— Мы трудимся не ради премии, — строго сказал Караджан и решительно добавил: — Переделать! За выполнение отвечаете вы лично, прораб! — И, обернувшись к Галине, спросил: — Как на участках других бригад?

— Везде нормально.

— Благодарю.

Караджан отыскал взглядом паренька с колючими и веселыми глазами и признался ему:

— Вот первое место жалко уступать! — И, подмигнув, сказал, как отрезал: — Но не уступим.

Чуть разбежавшись, он прыгнул на гусеницу бульдозера и сел в кабину. Ловко развернув машину, откатил ее назад, опустил передний нож, отшлифованный землей до блеска, и стал выгребать из тела плотины утрамбованный грунт. С тихим, каким-то успокаивающим урчанием бульдозер подавался вспять, потом с воинственным ревом снова кидался вперед, катя перед собой груду земли и щебенки.

Бульдозеристы минуту-другую стояли, глядя, как работает Мингбаев. Поняв, что начальник участка теперь уже ни за что не переменит решения, они не торопясь и как бы нехотя заняли места в своих машинах. Стронулся с места один бульдозер, потом другой, и постепенно все включились в работу. Сперва двигались медленно, с ленцой, без особого рвения, но, кажется, и водителям понемногу передавался азарт Мингбаева. Все яростнее звучали двигатели, все проворнее сновали машины взад-вперед, взад-вперед, как челноки. Караджан поглядывал на них, и вновь на его лице появилась улыбка. Выждав момент, когда его бульдозер на секунду замер, чтобы ринуться вперед, в кабину влетел паренек с колючими веселыми глазами и плюхнулся на сиденье рядом с Караджаном.

— Дайте я сам, Караджан-ака!

Но Караджан будто его и не слышал. Крепко сжав рычаги, он сосредоточенно глядел вперед. Вытянув шею, парень с восхищением смотрел, как ровно он ведет машину, а нож упирает в землю точь-в-точь, где наметил. Стальная махина послушна его рукам, как хорошо объезженный конь. Паренек с колючими веселыми глазами не знал, что Караджану приходилось и танки водить в бой, что сейчас в его памяти оживает прошлое. И вот уже кажется ему, что это не пыль, поднятая гусеницами бульдозеров, застилает небо, а дымят, догорая, вражеские «тигры», «пантеры». И громыхают, рокочут вокруг, идут в бой танки его друзей-однополчан — Васи из Челябинска, Самата из Андижана, Селямия из Судака. И все они живы. Живы! Еще не пробита броня их танка фашистским снарядом…

А паренек улыбался. На его чумазом лице сверкали зубы и глаза. Он подумал: «Если быть инженером, все надо уметь делать, как Мингбаев!» Они часто видят его то за рулем огромного самосвала, везущего камень из карьера, то помешивающего лопатой вместе со всеми цементный раствор, то на железной мачте, куда он взобрался, чтобы исправить линию высокого напряжения, то за автогеном. Все умеет Мингбаев. Правда, есть тут и такие «специалисты», которые появляются на строительной площадке в соломенной шляпе с широкими полями и наглаженном костюме. Они расхаживают взад-вперед, держа в руках, как газету, чертежи да проекты, поглядывают, стоя в сторонке, как идет работа. Такие начальники очень любят давать всякие указания. Рабочие обычно выслушивают их, снисходительно улыбаясь, соглашаясь с каждым словом, а сами все делают по-своему, потому что понимают в деле больше, чем этот «специалист». Ведь сейчас стоит получить диплом — и уже специалист. «Я тоже скоро закончу институт, и все меня станут называть инженером, — подумал паренек. — Только сам я смогу считать себя инженером, когда научусь все делать, как Караджан-ака Мингбаев».

Близился вечер, когда Караджан случайно задел оттопыренный карман и сразу вспомнил, что утром, когда уходил из дому, мать запихала ему в карман сверток с едой, чтобы он подкрепился в обед. А он забыл. Такое с ним случается нередко. Срок прошел, и лучше уж совместить обед с ужином. Он решил пойти на вершину Конгир-Бука. Тем более что теперь с плотины гора не кажется такой высокой, как прежде. Там, на своем излюбленном месте, он и поест.

Осторожно ставя ноги на обледенелые уступы и хватаясь за заснеженные ветви арчи, остро пахнущие хвоей, Караджан стал подниматься в гору. В рукава набился снег. Вскоре он запыхался, холодный воздух обжигал легкие. Отыскав свой камень, похожий на седло с высокой лукой, он смел варежкой снег и уселся. Долина, где велась стройка, лежала перед ним как на ладони. И он словно бы парил над нею, как орел, распростерший крылья. Да, сейчас на этой высоте пока только он да птицы. А придет время, плотина поднимется до самого камня, на котором он сидит. Сколько еще надо потрудиться для этого, уподобясь муравьям, сколько земли, камня перебросить надо с той стороны гор сюда, сантиметр за сантиметром укладывая их на плотине!

Вон и река виднеется, оледеневшая и занесенная снегом, а местами она серебрится, как припорошенная снегом голубая лента. Там, где некогда был шаткий мосток, называвшийся «ишачьим», перекинулась с берега на берег ажурная железная арка на бетонных опорах. По новому мосту идут тяжело груженные машины с панелями для домов, готовыми окнами, дверями, трубами и кирпичом. Вон уже сколько домов стоит на открытой просторной местности близ хумсанской дороги! В два ряда стоят двух- и трехэтажные дома, белые и розовые; а между ними стелется прямая улица, по которой ползают катки, уминая дымящийся асфальт. За крышами домов еще возвышаются строительные краны…