Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— Кажется, Лазарев, — шепнула с улыбкой.

Суров принял это за уловку, но все же обернулся.

По красной ковровой дорожке, в шинели и папахе, легко шагал невысокого роста худощавый полковник, в котором Суров не сразу узнал заместителя по тылу.

— Вот они, пропавшие души, — громко проговорил тот еще издали. — Битый час разыскиваю, весь город на ноги поднял. Здравствуйте, с приездом, — доброжелательно проговорил, поочередно пожимая руки Вере и Сурову. — Ты бы хоть позвонил, что ли. А то с ног сбился. — Он устало присел на стул, снял папаху, отер платком мокрый лоб. Щеки у него были сизыми от пробившейся черной щетины, и оттого он показался Сурову лет на десяток старше. — Что, постарел? — угадав мысль Сурова, спросил Лазарев без улыбки.

— Признаться, плохо помню вас прежнего.

— Не скажи, Суров, постарел, сам чувствую. Кружусь как белка в колесе. — Он снова вытер испарину на лице и, обращаясь к Вере, заметил: — Начальник политотдела собирался вас встретить.

— Быков? — обрадовался Суров.

Лазарев отрицательно помотал головой:

— Эка вспомнил! Быков давно в Средней Азии, в округе. Нам молодого прислали, Тимофеева. Месяца три, как приехал. Так вот, говорю, Тимофеев собирался на вокзал, а тут ЧП у Мелешко. Пришлось ехать туда. Помнишь Мелешко? Твой бывший начальник заставы.

Суров искренне удивился:

— Иван Васильевич до сих пор служит?

— Представь себе. И все там же. Четверть века. Правда, не та уже хватка, сдает понемногу. А застава отличная. — Лазарев рывком нахлобучил папаху. — Засиделся я с вами. Поедем в гостиницу. В новую. Это недалеко. Там для вас полулюкс заказан.

Вера и Суров переглянулись.

— Здесь останемся, — заявил Суров, долго не раздумывая. — Нас вполне устраивает.

— Мы уже и деньги заплатили, — добавила Вера.

Лазарев встал.

— Ну, дело хозяйское, Однако отсюда далековато до отряда, а от «Беларуси» — рукой подать.

— Не беда.

— Ну, смотри, тебе виднее. А квартирку придется ждать не меньше недели. А то и две. Пока ремонт, пока что. Еремеев раньше в ней жил, ты должен помнить. Невелика, конечно, обитель, две комнаты, зато веранда, скажу вам, Вера Константиновна, класс. Ведь вы рисуете?

— Рисую, — проговорила Вера с усмешкой. Ее почему-то всегда смешили люди, которые про художников говорили, что они рисуют, а не пишут.

— Две так две, — согласился Суров.

— Можно, конечно, и переиграть: в конце месяца новый дом принимаем. Хочешь трехкомнатную?

Суров как-то неопределенно махнул рукой, то ли соглашаясь — давай, мол, трехкомнатную, то ли отказываясь — зачем ему три?

Лазарев уточнять не стал. Посчитав свою миссию законченной, вскинул ладонь к виску, сказав на прощание, что командир у себя в кабинете и что если он, Суров, готов, может сразу же, не откладывая, явиться пред ясные очи начальства.

— Через час подъеду, — пообещал Суров.

— Опять же дело хозяйское, — бросил Лазарев и направился к выходу.

— А ведь мы напрасно отказались от полулюкса, — поднимаясь в номер, заявила Вера. — Я бы потребовала самый лучший, люкс, экстра-люкс, если такой существует. И никаких денег не пожалела бы.

— Почему?

— Да в этой комнатке с ума сойти можно.

Суров расстегнул пуговицы мундира.

— Чего тебе не хватает, Вера?

Она вздохнула.

— Мужа. Мишки. Уюта. И уймы красивых вещей. Тебе это может показаться смешным или даже неприятным, что ж, пусть, а мне не хватает того, что многие люди называют мещанским счастьем: красивых безделушек, дорогих духов. — Она быстро сняла с себя костюм, оставшись в черной комбинации. — Ты только посмотри, что мы носим, посмотри на наши старые чемоданы. Посмотри, что нас здесь окружает. У меня уже постепенно начинает атрофироваться чувство прекрасного… — Вера заплакала, по-детски размазывая кулачками слезы по лицу.

Суров молчал, понимая, что жена не шутит, и эта обнаружившаяся в ней новая жилка была ему неприятна, вызвала недоумение — как он не замечал этого в ней раньше? Он сел рядом с ней на кровать и стал гладить ее по голове, пока она не успокоилась.

Вера лежала на постели, опершись на руку, и смотрела в окно на голые верхушки деревьев.

— Извини, Юра. — Вера отвела взгляд от окна, но не смотрела на мужа. — Извини, ради бога. Просто мне сейчас тошно. И не говори ничего, ладно? Я и так все сама знаю: и что ты обо всем думаешь, и что ты мог бы сказать мне. Все знаю.

— Верно, — быстро согласился Суров. — Ученого учить — только портить. А сегодня давай-ка сходим и посмотрим на наше будущее жилье. Согласна?

— Еще бы! Знаешь где?

— Представляю. Ключ, Лазарев сказал, у соседей.

— Прекрасно! — Вера села. — Дорогой мой, ты просто умница. Даже не представляешь, какой ты у меня хороший! — Она приласкалась к нему и чмокнула в щеку.

— Ну, ну, — пробормотал смущенно Суров, отстраняясь от ласк. — Погоди, не торопись. Сначала представлюсь Карпову, потом за тобой заеду. Можешь меня проводить, если хочешь.

— Хочу.

— Тогда оденься, на улице сильный ветер.

— Ветер у меня в голове, Юрочка. Забываю иногда, что Мишка у нас — жених. В третий класс ходит. — Она быстро оделась. — Скорей бы устроиться, тогда сына привезти можно будет. Невмоготу без него.

Суров подал Вере пальто, в который раз удивившись совпадению мыслей: в эту минуту он тоже подумал о сыне, и сладко защемило в груди — тоска по Мишке жила в нем постоянно, становясь с каждым днем все острее.

— Знаешь, а чего тебе здесь киснуть? — проговорил он, падевая на себя шинель. — Отправляйся-ка лучше за Мишкой.

— Правда?

— Конечно, поезжай! И не торопись. Ремонт наверняка затянется дней на двадцать. Если Лазарев сказал две недели, считай, продлится все три. Поживи у отца, отдохни, а к твоему возвращению квартира будет готова. Вызову вас телеграммой.

Вера, просияв от восторга, повисла у него на шее:

— Спасибо, родненький!

— Прекрати! Какое еще спасибо! Можешь ехать хоть завтра.

Вера поправила волосы, надела шапку.

— Раньше вторника не поеду.

— Почему?

— К тому времени у тебя все определится. И вообще, вторник, говорят, хороший день для всяких важных начинаний. К тому же хочу знать, как тебя приняли. Ну и всяких прочих причин — миллион.

В пятницу представление начальству сорвалось — Карпов вместе с начальником политотдела выехал на одну из застав, говорили, на вторую.

В понедельник Суров проснулся рано — часы показывали без четверти пять. В окно были видны чистое ночное небо с мигающими в бездонье далекими звездами, не успевший поблекнуть узенький серп луны.

Вера не шелохнулась, когда он тихо выскользнул из-под одеяла. Вспомнил: она говорила, что которую уже ночь ей снится сын. Что ей снится сейчас? Мишка? Море?