Вениамин Рудов - Временно исполняющий

Мигнул зеленый глазок такси. Андрей поднял руку, останавливая машину. Уже отъезжая, заметил подошедшего к остановке под руку с женщиной офицера в зеленой фуражке. В пелене дождя трудно было различить лица, но показалось, что это Суров.

К девяти утра Карпов не успел прочитать ворох почты, накопившейся за неделю его отсутствия.

В большом кабинете от двух электрокаминов шло мягкое, сухое тепло, а за окнами по необлетевшей листве тополей шлепал дождь. В лужах пузырилась вода, изредка пробрасывался мокрый снежок. Порывистый ветер завывал у окон, гремел жестью на крыше и срывал листья с деревьев. Когда крупные капли под напором ветра стучали по подоконнику, Карпов морщил высокий лоб и подергивал рыжей бровью.

Дела в отряде в последнее время шли хорошо: год заканчивали успешно, результаты осеннего смотра вывели часть на первое место в округе, и теперь можно было со спокойным сердцем собираться в Кисловодск на лечение.

Разбор почты шел к концу. Павел Андреевич распрямил спину, устало потянулся и вдруг почувствовал резкую боль внизу живота справа. Охнул, согнувшись. Точно такая же боль пронзила его сегодня ночью в ванне. Накануне он проверял заставы правого фланга. Усложненный капризами погоды, осенне-зимний период таил в себе разного рода неожиданности, и потому приходилось ездить по заставам, вникать во все мелочи быта и службы. Тем же занимались в центре участка и на заставах левого фланга исполняющий обязанности начальника штаба и начальник политотдела.

Ночью под душем боль возникала дважды, нехорошая и пугающая. Дважды под горячими, упругими струями тело Павла Андреевича, казалось, прошибало холодным потом. Потом боль постепенно исчезала, давая возможность вздохнуть полной грудью и распрямить спину.

«Придется под ножик», — невесело подумалось Карпову. Оно бы и обождать можно — первый приступ, но играть с камушками опасно. Значит, операция. Выходит, сразу после отпуска, не дожидаясь «второго звонка», следует отправляться в окружной госпиталь.

С такими мыслями Карпов принялся дочитывать написанное от руки аккуратным круглым почерком донесение начальника первой заставы майора Мелешко. Читал и наливался нездоровой багровостью. Опять он за свое, этот Мелешко! Черт бы его побрал, рутинера и консерватора!

В раздражении Павел Андреевич схватил первый попавшийся под руку цветной карандаш — оранжевый, резко отчеркнул две строчки, где Мелешко докладывал о ходе работ на Круглом. Строительство там приостановлено из-за нехватки леса и отсутствия водяного отопления. Личный состав, занятый на Круглом, возвращен к исполнению прямых обязанностей.

«Возвращен… к исполнению… прямых…» А мои, стало быть, кривые?! Ты что, меня выравниваешь, майор Мелешко? Да знаешь ли, Иван Васильевич, что на волоске висишь? Пребываешь в приятном неведении? Нет, дорогой товарищ, хватит. Я дело делаю, а ты его рушишь. Против нового… У полковника Карпова такое в проекте… Ни в одной части нет ничего подобного… Уж если проявлять заботу о личном составе, так делами, а не словами!»

Павел Андреевич умел быстро отходить. Успокоившись, решил: недостающие материалы следует взять на второй, у Пестрака. Не обеднеет Пестрак — лесу у него много, а взамен демонтированного водяного отопления поставить старое: все равно в будущем году там новую заставу надо строить, типовую. Тут и раздумывать не над чем.

Донесение Мелешко Карпов оставил у себя на столе — для памяти, чтоб не забыть распорядиться. И снова подумал о Мелешко, на этот раз с трезвой холодностью: ему пора уходить. Двадцать пять лет на одной заставе! В голове не укладывается. Не скажешь, что бездарен или ленив. Ершист — да. Характер показывает — водится за ним такое. Без малого десяток лет ходит застава в отличных — не только его заслуга, все вместе трудились. А на осеннем инспекторском смотре еле-еле вытянул, огневую — с натяжкой. Явно выдыхается. Значит, пора на отдых.

В серой дерматиновой папке с надписью «Граница» донесение начальника первой оказалось последним. Дождалась своей очереди коричневая папка — «На доклад». В ней приносили все прочие документы, в том числе окружные. Сегодня коричневая папка была тощей, и Павел Андреевич, прежде чем открыть ее, мысленно вспомнил и классифицировал прочитанное. Так уж привык.

Однажды и навсегда взяв себе за правило уделять границе максимальное внимание, он не отступал от него и потому терпеливо прочитывал написанные от руки донесения и рапорты, докладные записки, разного рода ходатайства, телефонограммы и коротенькие шифровки — все то, что помогало управлять огромным беспокойным хозяйством. Но еще больше предпочитал Павел Андреевич верить собственным глазам и ушам, в связи с чем редко засиживался в кабинете. Граница была его жизнью, и сам он, пройдя все ступени от рядового до начальника погранотряда, был предан ей без остатка.

За двойной дверью, в комнате оперативного дежурного, слышались голоса: до начала рабочего дня оставались считанные минуты и редко кто из офицеров проходил мимо, не заглянув, не поинтересовавшись у оперативного, как прошла ночь. Карпову это нравилось.

Боль окончательно ушла, и снова стало легко на душе. Павлу Андреевичу представился Кисловодск, тихий в эту пору, с жухлой травой на склонах гор, но безоблачный и теплый. Через пять дней, сменив мундир на штатский костюм, он с женой будет в санатории, где сможет наконец отдохнуть от постоянных тревог и забот, подлечиться. Под Новый год вернется на службу с новыми силами.

Минут пять сидел Павел Андреевич, откинувшись на спинку кресла, и видел себя в Кисловодске, куда ездил шесть лет подряд, но ни разу не оставался на весь срок путевки — недели через две начинало тянуть домой, к работе.

В окно Павел Андреевич видел низкие облака, из которых продолжал сеяться мелкий дождь. Гонимые ветром, облака стлались над тополями и проносились дальше, к полям.

Павел Андреевич занялся содержимым коричневой папки. Сверху лежал приказ округа о назначениях и перемещениях, отпусках и поощрениях — обычный кадровый документ, копии с которого рассылались во все части. Не без умысла оставляя приказ на потом, Карпов отложил его в сторону, бегло просмотрел содержимое папки, однако не обнаружил ничего, что требовало сиюминутного рассмотрения, и уже тогда только вернулся к окружному приказу. Прочитал не имевшие к нему отношения три параграфа на первой страничке, перевернул ее. И вдруг, не поверив своим глазам, изумленно вскинул рыжие брови. Растерянно огляделся по сторонам, будто хотел кого-то призвать в свидетели, пригнулся к следующей страничке. Ошибки не было. В четвертом параграфе черным по белому было написано, что начальником штаба Н-ского погранотряда назначается подполковник Суров Юрий Васильевич.