Виктор Попов - Живая защита

— Без отношения от организации — никакого разговора. Кто вы? Что вы? Одни слова.

Скрепя сердце Павел заявился в контору дистанции. Подал черновик Лидии Александровне. Она выдернула из его пальцев бумагу, молча отстукала на официальном бланке и отодвинула, как отодвигают очередную жалобу назойливого просителя. Направился к Зимарину. Тот взглянул неприязненно.

— Прежним курсом?

— Как видите.

— Ну-ну… Отказывать опасно, в консерваторы угодишь.

Подписал и тоже двинул бумагу к краю стола, как сдвигают хлам. Павел стерпел. В последнее время он затвердел в своих чувствах. Будто процеживал обиду, фильтруя и не пуская глубоко в душу. Взял бумагу и опять к Лидии Александровне.

— Номер, — сказал он.

Та с торопливостью машины поставила дату и исходящий номер.

— Кого вы строите из себя? Мученика? Вся контора так говорит. Работали бы как все. Топорщитесь, выкозюливаете…

— До свидания.

Полдня ходил под бесконечно длинными навесами, по площадям между складами, заваленным сеялками, культиваторами, плугами. Предмет особого внимания — силосоуборочные комбайны. Но они разочаровали Павла. На комбайнах стояли кривые заостренные скобы, похожие на огрубленные концы изогнутых рессор. Эти пружинистые листы будут измельчать рыхлые кукурузные стебли, густую листву сочных трав. А как с древесными кустами?

Павел снова пошел по складам. Длинные, грубо сколоченные ящики лежали нескончаемыми прямоугольными штабелями. С ящиков свисали замасленные ярлыки. Одно и то же: тяги, шкивы, шестеренки, подшипники. Отдельные ящики были разбиты, и коричневая, пропитанная маслом бумага выпячивалась, обретала очертания зубчатых колесиков и плоских дисков. У высокого склада, сложенного из гладких железобетонных плит, с красными загогулинами вентиляционных труб, остановился.

Широкую двустворчатую дверь перечеркивал запор из толстой полосы железа. Посередине висел замок. Может быть, за этой дверью спрятано то самое, во имя чего он убивает время. Глупо, конечно, так думать. Ясно же, вентиляторы выведены, чтобы в складе освежать воздух. За дверью скорее всего хранились химикаты для сорняков. Побрызгал землю, и больше не надо появляться на поле с культиваторами или мотыгами. Но все равно ощущение таинственности не покидало Павла. Чудилось, что самое нужное где-то рядом, но кто-то скрывает, кто-то вообще водит его по ложным дорогам.

— Гражданин, заблукал, что ль?

Павел увидел рядом обветренного мужчину с внимательно настороженными глазами.

— Нет, не беспокойтесь.

— А я не беспокоюсь. Сколько можно шататься по базе? Выбирай что надо, пиши заявку и уваливай.

Значит, угодил в подозрительные.

— Хорошо, — сдержанно вздохнул Павел.

Вот и все — хотелось сказать самому себе.

У высокого кирпичного забора с аляповатыми опорными столбами громоздилась гора металлической рухляди: погнутые во время перевозки лемеха, устаревшие сошники для подкормки сахарной свеклы, ржавые рамы вышедших из моды лущильников, куски жести, банки из-под краски. У подножья горы валялся наполовину захороненный в снегу длинный узкий барабан с короткими, темными от ржавчины планками, похожий на детскую увеличенную самоделку-трещотку.

И все сразу встало на свои места. Павел будто ничего не искал, ни о чем не думал. Не было громоздкой глыбы кустореза, валявшейся в мастерских дистанции, не было темных потных вечеров, отповеди Зимарина и притязаний Тузенкова…

Барабан от старого силосного комбайна. Такие уже не выпускают, сейчас в ходу новые, с остро заточенными скобами. Этот — застрял на базе и устарел; ржавый, списанный по акту, был выброшен в кучу металлолома. Весной, когда сойдет снег, громоздкую кучу вывезут с базы, и об этом барабане никто не вспомнит.

Его надо перерезать на три части, по числу привинченных планок. Да это не планки, ножи! К ним приварить еще по одной стальной полоске, прикрутить массивными болтами, дать тысячу и больше оборотов…

В голове Павла четко укладывалась конструкция будущей машины. Он прикидывал готовые узлы, чтобы не изобретать изобретенное. Размечтался, забыл, что барабан этот — собственность базы.

— Послушай, ты сам уйдешь или помочь?

Опять рядом с Павлом появился мужчина с обветренным лицом и внимательными глазами.

— Ты не гони. Как это старье забрать? У кого разрешение просить?

— Вот это? Надо же было целый день топтаться… Спасибо скажем, всю кучу загребай.

— А как с вывозкой?

— Это уж соображай сам.

— Спасибо.

— Ну и пожалуйста… Каких чудаков на земле…

Напротив базы стоял десяток машин. Они приехали из колхозов, были серыми, запыленными снежной моросью. В ожидании механиков, которые на складах отбирали запчасти, гурьба шоферов что-то оживленно обсуждала. Павел обратился к самому молчаливому, лениво ковырявшему носком сапога твердый снежный ком:

— Отвезем?

Шофер посмотрел на Павла, что-то соображая.

— Далеко?

— Полчаса, не больше. В оба конца.

— Бутылку.

Павел достал пятерку. Шофер улыбнулся, помял в пальцах, словно убеждаясь, что в руке действительно деньги.

— Робя-я-я… Клюет!

Всей гурьбой выволокли со двора базы старый барабан, под гиканье и веселые выкрики швырнули в кузов автомашины. Доехали минут за десять. Шофер торопился. У мастерской дистанции Павел вместе с шофером столкнули барабан, и он глухо шмякнулся, утоптанный снег взвизгнул и обдал пылью опущенный борт автомобиля.

Машина уехала. Павел ощущал праздничную радость, будто ему преподнесли что-то редкое, желанное. Он попросил слесарей, и барабан затащили в мастерские. Пока измерял его длину, диаметр, толщину ножей, рабочий день закончился. В затихшей мастерской при ярком электрическом свете он с долгожданным удовольствием думал о возможностях будущей жизни.

Из ящика, что стоял под верстаком, достал концы. Выбрал пообъемистее, почище, в консервную банку налил желтого керосина. Смоченная ржавчина стала красной, маслянистой. Мелкие размягченные чешуйки ее вместе с керосиновым слоем сползали по выпуклой поверхности и расплющивали на полу темно-красную лужицу. Вскоре истертые концы не чистили, а только пачкали. Павел снова набрал в ящике всяческого тряпья, долил керосина.

В открытую дверь просунулось озорное лицо Ванька Вендейко. Следом показался Гришка. Вошли. Гришка поморщился.

— Припахивает. Что же без нас?

«Пришли помогать», — догадался Павел и ответил:

— От молодой жены разве оторвешь.

— Дык… не на всю ночь.

Гришка бегло кинул глазами на барабан, на тускло поблескивающие станки. Ничего срочного или объемного не видно. Конечно, не на всю ночь. На два-три часа. Стоит ли о них говорить? Трое по три часа — это уже девять часов для одного. Нынче, завтра, еще когда-нибудь, глядишь, дело у Барумова сдвинется. «Эх, слесарь! — вздохнул Гришка. — Как инженер ты, может быть, ничего, но слесарь из тебя…»