Виктор Попов - Живая защита

— Понимаю вас, Андрей Петрович. Мне тоже не хочется множить несчастья. Такого горького богатства в мире избыток. Но я врач и по опыту своему знаю: кое-когда хирургическое вмешательство обязательно.

Дементьев прикусил нижнюю губу.

— Нельзя ли прямее?

— Можно. Сейчас я говорю о случаях, когда хирургическое вмешательство необходимо для оздоровления общества.

— Вот как!

— Да, так. Кстати, стоило бы упомянуть и о справедливости. Все награды следует вручать достойным, а не по разнарядке. Так же и наказания. Иначе теряется смысл слова «справедливость». Какая цена будет, допустим, вашей воспитательной работе с подчиненными?

— Мы ушли от предмета нашего разговора, — сдержанно напомнил Дементьев.

«Вот что значит — нет власти! Был бы в подчинении этот медицинский бог, в два счета сделал бы из него дугу с колокольчиками. Не рассуждал бы так и сяк. Если бы иметь власть над медицинскими заведениями!..»

Тяжко сознавать бессилие. Дементьев был готов заменить лобовой напор на мольбу, готов был раскрыть перед этим по сути дела незнакомцем, какая угроза нависла над ним. Но что сильнее подействует на Шубина? Уговоры или давление высокого должностного лица? О чем думать… Высокое положение обычно срабатывало безотказно. Не надо размениваться на мольбы. Недостойно. Мелко.

— Что ж, вернемся к предмету. — Шубин сунул папиросу в пепельницу, поправил накрахмаленный колпак. — Дай бог, чтобы Вендейко остался жив и не был инвалидом. Я смотрел его. В благополучном исходе не уверен. А вы говорите, ушиб.

— Ему теперь все равно! Какое значение для него, как мы запишем в акте? И потом, имейте в виду, скоро должен приехать Осипов. Он заинтересован, чтобы за дорогой не числилось крушение.

Лицо Шубина вновь окаменело.

— Вы начинаете давить. Предупреждаю: бесполезно. Разговор наш окончен.

Дементьев был ошарашен. Его выгоняют? Да понимает ли этот накрахмаленный халат, с кем имеет дело, что жизнь изменчива, что в жизни не один колпак был измят такими, как Дементьев!.. Неужели выгоняет?

— Разговор окончен, а вопрос не решен, — сказал Дементьев. Но в его словах уже не было ни уверенности, ни упорства.

— Андрей Петрович, вы отрываете меня от работы. Больше не могу выделить ни одной минуты.

Что-то беззвучное, вязкое, невыносимо удушающее сомкнулось над головой. Андрей Петрович сидел жалкий, уничтоженный. Шубин встал, обошел кресло с Дементьевым, отгородился белой дверью в коридор. Тишина. И совсем один. Хоть в петлю лезь!

У больницы по-прежнему было многолюдно. Андрей Петрович едва различил в сумерках шофера вездехода.

— Куда? — спросил шофер.

«Ах ты, деятель!.. Куда же, ехать?.. Неужели ничего не сделать? Машинист ранен. Значит — крушение. И не отвертишься. Но голову свою надо спасать или не надо! Жизнь свою надо беречь или пусть коверкают ее!» — проносились лихорадочные мысли.

— Едем к моему вагону. Там посмотрим.

Машина на выбоинах не приседала на рессоры, а влипала в дорогу. Дорога была темная, кисельная. Едва-едва удавалось вклиниваться в окружающую темноту, медленно продвигаясь к вокзалу.

Можно было вызвать машину, но тогда визит Дементьева будет замечен. Поэтому Андрей Петрович рано утром пешком пришел в хозяйство дистанции живой защиты. Он забыл побриться — не до того. Всю ночь мучила нерешенность: как поступить дальше? С часу на час должен приехать Осипов, тогда раздумывать не придется. Под утро набросал черновик, перечитал. Такой бумажкой вряд ли оправдаешься, но смягчить удар можно. Хотя бы это!

Проходя по двору мимо мастерских с широкими клетчатыми рамами окон, он подумал, как спокойно работалось начальником дистанции живой защиты. Шевельнулась зависть к ушедшим дням. Ни крушений тебе, ни сердечной дрожи за последствия своих распоряжений.

Тузенков уже был у себя. Он тоже провел ночь не сомкнув глаз. До утра пролежал в постели при ярком свете люстры. Было страшно оставаться одному в долгой на всю ночь темноте.

Он не удивился раннему визиту Дементьева. Беспокоится, вот и заявился. Другой на его месте вызвал бы к себе, а этот сам пришел. Настоящий человек! Тузенков встал, уступая место за столом. Дементьев махнул рукой — ни к чему это, и сел у окна. Все в кабинете было по-старому. Даже запах пыли тот же, густой, застоявшийся, словно здесь никогда не проветривали.

— Прочитай, — бросил Андрей Петрович на стол свой черновик.

Тузенков прочитал.

— Зачем? — с недоумением спросил он. — Таким делом можно заняться позже.

Дементьев вздохнул. Неважный человек этот Тузенков, а приходится обращаться к нему. Куда ж деваться.

— Верными людьми обзавелся?

— Кое-кто есть. Начальник участка Тамочкин, секретарша наша, Лидия Александровна…

— Стой! Она была заместителем председателя месткома.

— Так и остается.

— Отлично! Ее включим обязательно, как представителя общественности. Тамочкин будет от производства. Тузенков как руководитель. Достаточно…

Рискованный проект придумал Дементьев. Но до чего же умно! При любом исходе вчерашней заварухи Тузенкову и Дементьеву влетит обязательно. Не отвертишься. Задача: добиться, отыскать, изобрести смягчающие обстоятельства. А где отыщешь? На больницу никаких надежд. Нужно обходиться своими средствами. Где эти средства, какие они? А вот какие. Работам по электрификации надо придать соответствующую окраску. Почему Тузенков и другие из живой защиты появились на перегоне? А потому, что не могут оставаться в стороне от важнейшего дела, хотят внести личный труд в электрификацию тяги на дороге. Состоялось собрание, приняли самостоятельное решение. Кто осудит за это? Вот так они и появились на перегоне. Конечно, Дементьев должен был назначить командиром другого человека, опытного, знающего. Но доверился этому. Да и обижать не хотелось. В этом и заключается упущение. Не судить же за такую оплошность? И Тузенкова понять не трудно: многое не знал, не умел и поэтому не представлял всей сложности работы. А выполнять принятое решение надо.

Что касается крановщиков, то с ними все просто. На то они и крановщики, чтобы знать правила установки опор, соблюдать эти правила. Пусть ответят. Ничего, что Матузкову нельзя браться за рычаги. Взялся — отвечай.

Пока говорил Дементьев, Тузенков ловил себя на мысли, что вряд ли найдутся простаки, чтобы расплавиться от таких заумных рассуждений. Чем больше говорил Дементьев, тем хуже становилось самочувствие Тузенкова. Нужны факты в оправдание, а не слова да никчемные бумажки.

Дементьев, рассуждая, как всегда начинал верить в безотказность изобретенного средства. Виновных в происшествии не защищает? Нет. Пусть крановщики сами отвечают за свои дела. Работники живой защиты решили участвовать в электрификации? Решили. Пожалуйста, вот постановление. Кому нужно знать, было на самом деле собрание или не было? Глазное протокол. За этим документом дело не станет. Приняли, что хотели, и взялись за установку опор. Дементьев с себя вины не снимает. Надо бы проверить, смогут ли они работать на перегонах, обучены ли, имеют ли право хотя бы держать в руках сигнальные флажки. Недосмотрел, доверился. Но это совсем другое дело! За такие просчеты голову не рубят.