Виктор Попов - Живая защита

Не так хотели бы кузнищевские железнодорожные руководители встретить начальника дороги…

На всех этажах отделения была напряженная тишина. Каждый диспетчер говорил с дежурными по станциям коротко — не исключено, что диспетчеров потребует Осипов. Поэтому надо как можно меньше «висеть на телефоне».

Осипов отказался от кабинета начальника отделения. Подчеркнул: может обойтись без кабинета, как и без хозяина, у которого происходят крушения. Он занял комнату Дементьева с вывеской «Штаб». Закрыл дверь и будто исчез бесследно. Подождали. Не вызывает. В чем дело?

В разведку послали смазливую, немного нахальную секретаршу Стасю. Дескать, спроси, может быть, минеральной водички принести?

Стася охотно согласилась. Еще бы! Ни у кого из отделенческих не нашлось храбрости войти в «Штаб». Только она оказалась способной.

— Можно? — с расчетливой легкостью впорхнула она в комнату, улыбаясь.

— Н-ны-е-ет.

Пожала плечиком, трепыхнула гривой бело-желтых волос, поворачивая обратно.

Как могло случиться? — спросил самого себя Осипов. Перед разбором каждого чрезвычайного происшествия он искал свою четкую позицию, предполагал результат разбора. Случалось — ошибался. А чаще всего опыт подсказывал, где истина.

Как же могло случиться? Бодрячество Дементьева настораживало. Зачем затирать остроту положения? Знал, что машинист в больнице. И пожалте — случай брака… На прогулку, что ль, засылают к врачам рабочего человека? Какой, к черту, это случай брака. Нет, как видно, придется делать выводы… Больно думать, что кого-то придется наказывать. Осипов вздохнул, потер ладонью гладкую теплую лысину.

В коридоре в немом ожидании стояло несколько человек. Внимание Осипова привлекли незнакомые лица. Как видно — из рабочих. Нет, одного встречал. Помнится, вагонник. Волосы белые, словно обсыпанные негашеной известью, лицо — будто день и ночь пребывает под южным солнцем.

— Ваша фамилия? — спросил Осипов.

— Топырев.

«Ах, да-а… Сам же вручал ему знак «Почетному железнодорожнику».

— К вам, товарищ начальник дороги. И Дедюх, наш осмотрщик, тоже.

— Заходите.

Сели напротив стола, чинно уложив сцепленные руки на коленях.

— Мы желаем сказать вот что, — начал Дедюх. В этот момент невыносимо захотелось почесать нес. Раза два царапнул черным широким ногтем по вершинке горбины. Отлегло. — Насчет Матузкова нашего. Влип он, вот в чем дело. Горячий, любопытный, а ишшо куренок он, как есть петушок из яйца. Не виноват он, а Дементьев от работы отстранил.

— Опору кто уронил?

— Он. А это еще ничего. Главное в другом надо. Не виноват он. Погубим парня. Из него получится настоящий рабочий, наш человек. А тут — опора! За каким шутом опора эта нужна ему? Он вагонник, каждый состав, считай, ладонями своими вылизывает. На кой шут опоры сдались ему! А заставили. По приказу Дементьева. Неправильно это, товарищ начальник дороги! Вот с чем я пришел.

— Неправильно, — тоже сказал Топырев и наклонил седую голову, словно боялся глядеть Осипову в глаза. — Что кому положено, тот пусть своим делом занимается. Этак из меня Дементьев пекаря захочет сделать. А я не сумею.

— А если надо? Сумеете?

— Надо… А почему ж это надо, товарищ начальник дороги? Непонятно мне. Война? Землетрясение? Если надо, тогда уж специалистов собрали бы побольше, организовали их, а не сгоняли бы токарей да пекарей. Вот в чем прав Дедюх. А я с ним согласен. Влип наш Матузков. А если накажем, руки у парня к работе отобьем. Жалко, человек работящий.

Топырев с беспокойством глянул на Осипова: «Неужель он руку Дементьева тянет? У кого ж тогда защиты Матузкову искать?» Осипов угадал мысли Топырева и тоже подумал: «Коль рабочие хлопочут, то дело серьезное». Придвинул блокнот, записал: «Матузков, Дементьев, опора. Правильно ли отстранил от работы? Надо ли наказывать Матузкова?»

— Ясно. Попытаюсь разобраться. Что еще?

— Больше… все, — сказал Дедюх. Он недоумевал: столько ждали приема и, оказывается, так мало надо разговаривать. — А как все-таки с Матузковым? Разобраться, как водится, надо. Но чтоб на работе остался, чтоб не обижали парня.

— А если заслужил? Так вот, без разбора, ничего не обещаю. Могу только сказать: будет по-справедливому.

— И это хорошо, и за это спасибо. Матузков — человек не зряшный. Если по-справедливому, то на него гром не грянет.

Все сказано. Теперь Дедюх не знал, как уходить. Просто встать и — к двери? Думается, не совсем прилично. Разрешение, что ли, спросить?

— До свидания. — А сам еще сидел перед Осиповым и заглядывал ему в лицо: как он насчет слов «до свидания»?

Наивное замешательство пожилого рабочего растрогало Осипова. Чистый ребенок! Вышел из-за стола, протянул руку Дедюху.

— Мне тоже не мед обижать невиновного.

Дедюх посветлел. На лице Топырева заиграла удовлетворенная улыбка…

Вот и первая ласточка. Верить ли вагонникам, что Дементьев наказал осмотрщика незаслуженно? Впрочем, как же иначе? Он — руководитель электрификации, в первую очередь видят его. Но разве только что ушедшие люди кляузничают? Какое основание не верить им?

Без разрешения, без вызова в кабинет заявились Дунков и Барумов. Павел словно боялся, что не успеет сделать важное и немедленное. Из коридора рвался в кабинет, а в кабинете спешил к Осипову с таким напором, будто перед ним тот враг, с которым давно обязан рассчитаться.

Дунков шел за Павлом с извиняющейся улыбкой на красиво очерченных губах. Он будто говорил, что понимает — нельзя так врываться к начальнику дороги, но Барумова не удержишь никакими силами, а дело у них одно, поэтому вынужден шествовать следом.

Осипову всегда претила вольность посетителей. У него нет времени, чтобы выслушивать каждого, кому взбредет в голову поговорить с ним; в настоящий момент здесь его рабочее место, а не проходной двор, и вообще есть порядок о приеме людей. Будьте любезны, уважайте порядок.

Он умел делать от ворот поворот и ждал, что же сморозят незваные.

— Здравствуйте!

В ответ Барумову Осипов еле пересилил себя:

— Здравствуйте.

Барумову один черт: что сказал он, как посмотрел. Главное, что сделает.

— Прочитайте, пожалуйста.

В руках Барумова зашуршала бумага. Осипов бросил короткий взгляд, но не проявил готовности прочитать. Барумов подержал перед начальником дороги и положил бумагу на стол. Подождал, пододвинул поближе.

— Во-первых, положено представиться: кто вы и что вы? Во-вторых, я не вызывал вас. В-третьих, надо соблюдать порядок, по которому принимают посетителей.

Осипов чеканил слова, не моргая, будто стегал покрасневшего Барумова и боялся промахнуться.

— Вы не считаетесь ни с чем. Позвольте и мне с вашим визитом не считаться. Я работаю. Прошу не мешать.