Виктор Попов - Один выстрел во время войны

— Самофалова! — позвал он и отвернулся, чтобы не выдать удивления ее видом.

— Здрассте, Семен Николаевич. — Силы Алевтины иссякли, она положила узелок на землю. — Никиту не встречали?

— Видел недавно… Он там… — показал Карунный в сторону бесформенного нагромождения бракованных шпал. — Надеюсь, больше не скроешься от нас?

— Куда уж теперь, — махнула рукой Алевтина и медленно пошла прочь.

За шпалами, за невидимой полосой удушливого испарения креозота на траве сидел Никита и пришивал пуговицу к черной железнодорожной гимнастерке. Алевтина остановилась, узелок выпал из рук.

— Здравствуй…

Никита поднял голову, замер. Он пристально и от неожиданности бездумно смотрел на жену и не верил, что это действительно она. Наконец вскочил, обнял ее худые плечи. У Алевтины подкосились ноги.

— Ты чего? — прошептал он, успокаивая и ее, и себя.

— Устала…

Он расстелил гимнастерку, уложил Алевтину, наклонился над ее изменившимся, как у состарившегося ребенка, лицом. Ее взгляд шел мимо него, она ничего не замечала и будто не хотела замечать. Никита заскорузлыми пальцами начал стирать с ее лба мелкую пыль, въевшуюся в дороге, чувствовал, как вся она напряжена до предела.

Алевтина заплакала. Она смотрела в пустоту и ничего не видела, глаза ее замутились, слезы оставляли чисто блестевшие полоски на щеках.

— Ну, чего ты?.. Мы вместе, — попытался утешить Никита.

— Господи! Когда все кончится?.. — простонала Алевтина.

Сердце Никиты сдавила резкая боль.

— Аля… Ну, перестань… До скончания веку не отстану от тебя. Лишь бы не прогнала…

— Какой же ты дурак, — дрожащим голосом произнесла она.

— Ты права!.. Таких дураков поискать… — Уже с улыбкой Никита гладил ее запыленные волосы. — Ты есть хочешь! Поискать что-нибудь?

— Погоди, ничего не надо. Побудем вместе.

Никита, подложив ей под голову узелок, резво побежал за водой. Когда вернулся, Алевтина с испугом сказала:

— Ты никуда не уходи…

Он кружкой зачерпнул воду из принесенного ведра…

Ночь выдалась спокойной. Федор Васильевич уснул быстро и сразу увидел сон. На легковой машине, сидя рядом с водителем, он ехал по незнакомому городу. Узкая дорога упиралась в высокую, красного цвета стену. И водитель, и пассажир видели ее и все же ехали быстро, уверенные, что им путь открыт. Вечерело. На небе меркли оранжевые полосы зари.

Вдруг из-за стены вырвалась огромная, круглой формы, прозрачно-желтая молния. Она ослепила. И Федор Васильевич, и водитель были уверены — это гроза. Раздался взрыв, невидимый осколок врезался в ветровое стекло, не пробил его, лишь паутиной опутал потрескавшуюся поверхность…

Уласов проснулся. Сердце его возбужденно колотилось. Он встал, с тревогой осматривая черную степь. Рядом на толстом настиле сухой травы спали Петр и Дмитрий. Звезды перемаргивались мирно.

Сон пропал. Федор Васильевич уловил запах гари, который не был похож на сухой, будто из крупиц угольного шлака, застревавший в горле дым паровозной топки. Пахло жженым железом, тянуче-сладковатой взрывчаткой. Он долго смотрел на запад, где прошедшим днем, наверно, горела земля…

Под утро он все же задремал и опять увидел сон. Странная гроза не прекращалась, взрывы прозрачно-желтых расплывчатых дисков продолжались по всему теперь уже степному горизонту. Но теперь Федор Васильевич знал, что это идут бои на Курском выступе, в мыслях он умолял неизвестно кого не допускать немцев к только что построенной железнодорожной линии…

После завтрака предстояло идти на рихтовку искрившегося на песчаном балласте пути. Уласов дождался, когда Карунный освободится от утренних забот, остановил его недалеко от полевой кухни.

— Семен Николаевич, какие вести с фронта?

Карунный уловил: не только фронтовые новости нужны Уласову.

— Наши перешли в контрнаступление. Первые сообщения радостные: бои ведутся успешно.

Федор Васильевич не уходил.

— Семен Николаевич, еще вот что… Я знаю, без работы здесь не останемся, надо постоянно чинить путь после бомбежек…

— Надо, а как иначе?

— Охранять линию тоже надо, для этого создаются истребительные отряды. Многие рабочие, наверно, вступят в эти отряды…

— Вступят обязательно.

— Не исключено, я буду выглядеть в ваших глазах дезертиром. Но, сами знаете, здоровье…

— Куда-а? Освобожден ли твой район?

— Должен быть свободным! Поеду, Семен Николаевич, от Валуек недалеко, на месте все узнаю. Документов никаких не надо, удостоверение инвалида в кармане. Напишу, если останусь…

Карунный советовал погодить немного, дождаться официальной сводки об освобождении новых населенных пунктов, чтобы по этим пунктам определить, свободна ли Васильевка. Уговоры не помогли…

Федор Васильевич сходил к выемке, попрощался с Петром, Дмитрием, со всеми рабочими бригады. Когда вышел на степную дорогу, ничего попутного не оказалось. Лишь санитарные машины да повозки с ранеными. Полдня шел он до Терновой, а там с первым же паровозом доехал до Старого Оскола. Валуйки теперь казались совсем близко.

Ему повезло. От исклеванного снарядами перрона отправлялся порожняк — полувагоны, платформы, крытые вагоны. Федор Васильевич увидел попутную тормозную площадку, кинул на пол вещмешок. Ступенек не оказалось, лишь торчали металлические крюки, на которые обычно крепились доски. Сейчас, при движении вагона, тонкие, без гаек болты вздрагивали и дребезжали на этих крюках. Федор Васильевич намертво вцепился руками в поручни, пронзившая ногу острая боль от удара по ржавому болту заставила скорее подтянуться, чтобы другой ногой достать до пола площадки. В торцевой стене вагона уцелело откидное сиденье, и он сел, ощутив облегчение…

Как Петр и Дмитрий всполошились, когда прощался с ними! Неожиданно для них, непонятно, почему так скоро уезжает… Он подробно напишет обо всем, поймут ребята.

Что сейчас в Васильевке? Свободна ли от немцев? Живы ли мать с сестрой? Он гнал мрачные предчувствия, перед глазами вставал родной дом с палисадником и цветущими мальвами, холмистый подход к селу со стороны железной дороги, обозначенный в степи пирамидальными тополями.

В Валуйки приехал поздно. Помещение, приспособленное для вокзального зала ожидания, отыскал легко. Несмотря на теплый вечер, в этом зале народу оказалось так много, что даже на пол негде было сесть. Тусклая коптилка, висевшая на гвозде в дальнем от входа углу, еле освещала людей. В большинстве это были женщины, военные, немало старух с малолетними детьми. Пассажирские поезда не ходили, и все же люди стремились вырваться с разбитой станции.

В полумраке Федор Васильевич увидел молодого лейтенанта с двумя бойцами, вошедшими в зал ожидания. Все трое были с пистолетами на поясных ремнях, у всех краснели нарукавные повязки. Видимо, примелькались им лица ожидавших оказии пассажиров. Они осматривали сидевших и стоявших военных, стариков, женщин, их взгляды словно скользили по головам, ни на ком не останавливаясь. Но вот лейтенант обратил внимание на Уласова, без раздумья шагнул к нему, высоко поднял ногу, когда переступал через уснувшего на полу человека.