Виктор Попов - Один выстрел во время войны

— На фронте, думаешь, легче, а воюют, не падают.

И самому от своих же слов становилось лучше. А то земля будто уплывала из-под ног. Дмитрий отыскал глазами телеграфный столб, дерево, что-нибудь близкое, недвигающееся, постепенно ощущение прочности окружающего мира наполняло его, и он будто восстанавливал силы.

Недалеко работал Олег Павловский. Его белый полушубок даже ночью был заметен среди бушлатов и телогреек рабочих. Уже под утро, когда железнодорожную ветку окутал туман, полушубок Павловского словно растворился, стал белым размытым пятном, еле двигавшимся в молчаливом скоплении людей.

Соседний рельс тащили несколько человек во главе с Тимофеем. И Петр, и Дмитрий сначала не обращали на него внимания, да и вообще он не вызывал у них расположения. Угреватое лицо, молчаливый… Так и кажется, что он все время хитрит, себе на уме. Но работал он как заведенная машина. После долгой изнурительной возни со шпалами и рельсами вся бригада рассаживалась отдыхать, а ему словно не требовался перекур, — брал ключ, медленно шел к нетронутому стыку и отвинчивал гайки. Потом, когда бригада вновь подымалась на путь, он был уже среди людей. Там, где Тимофей, все время слышалось «тук!», «тук!». Глядя на него, ребята стыдились своей слабости, проникались уважением к этому парню.

Бородулина будто вовсе не было. То есть он был, но уже не как бригадир, а как рядовой рабочий, — ни команды от него, ни вообще бригадирского голоса. Делал, что полагалось, вместе с другими, и больше ничего.

Зато Карунный метался по линии и за бригадира, и за начальника строительно-восстановительного участка. Все надо было видеть, везде надо было успеть. Распределить инструменты, обеспечить безопасность работ; к возвращению паровоза, к утру, надо приготовить полновесный состав с рельсами и шпалами, со всеми деталями верхнего строения пути… Бородулин, конечно, мог быть помощником, но, во-первых, тогда бригада лишится пары рабочих рук, во-вторых, Карунному приходилось бы согласовывать с ним расстановку людей, продвижение груженых платформ… А на это уходило бы время. Карунный не мог допустить непроизводительной траты времени. Лучше уж нести двойную нагрузку! И он работал за двоих.

Алевтина всю ночь не обмолвилась ни с кем ни единым словом. Никиты и Федора не было, так что не на ком остановить взгляд. Надо же так распорядиться начальнику участка: отправить их вместе! А ведь там, куда они уехали, фронт, оттуда не все возвращаются. С боязнью и с нетерпением ждала она рассвета.

Едва забрезжил рассвет, появились трое новеньких. Свежие, выбритые. Оказалось, паровозная бригада, вместо Никиты, Федора и Ивана Карповича. Смена. Повезут к фронту очередной поезд. Они попытались грузить рельсы вместе со всеми рабочими, но Карунный оттер их от платформы:

— Берегите силы! Мы-то здесь… справимся как-нибудь, а вам… Неизвестно, что впереди. Силы пригодятся, так что поберегите.

И они пошли на станцию, в неловкости оглядываясь на изможденных рабочих.

Растворилась в тумане вся новенькая тройка, и осталась Алевтина наедине со своей тревогой за мужа и Уласова.

Наконец была нагружена последняя платформа. Рабочие до отказа набились в дрезины, которые потащили платформы в Евстратово. Было душно и тесно, но люди были довольны. Хватит, намерзлись. Рабочие в Евстратове могут и не потребоваться. Но порядок есть порядок, пока поезд не уйдет, они должны быть рядом со своим грузом. Может быть, придется что-то переделывать. Ехать-то к фронту, все должно быть надежным, безотказным.

Поезд сформировали на боковом пути. Осмотрели его, как полагается, и стали ждать паровоза. По телефону дежурному по станции сообщили, что он проследовал Пуховку. Времени прошло достаточно, теперь жди, вот-вот появится. Паровоз остановится на главном пути напротив разрушенного вокзала, здесь бригада сменится, и затем свежие силы выведут локомотив к составу. Тогда и наступит отдых.

Вся ремонтно-строительная бригада толпилась между составом и главным путем. Все продрогли; можно было бы и поразмяться, чтобы отогреться, но за сутки так намаялись, что рады были покою. Лишь Тимофей не мог стоять без дела, он в который уже раз осматривал сцепку между платформами и обстукивал бандажи у колес. В сильном тумане виделось плохо, он близоруко совался чуть ли не вплотную к серьгам и колесам. А то вдруг выходил на главный путь и смотрел в сторону утонувшей в тумане горы.

Карунный нетерпеливо поглядывал на небо. Появится солнце и, может быть, разгонит эту хмарь. Если туман не разойдется, то пухлые от инея провода не выдержат нагрузки, порвутся. И тогда снимут людей на ликвидацию повреждений. Бывало и так, что даже валились телеграфные столбы. Если это случится, тогда совсем беда. Людей мало, вот в чем загвоздка. А где их взять, людей-то? Разве что мобилизацию местных крестьян провести. Но это не подвластно начальнику строительно-восстановительного участка… Карунный подошел к дежурному по станции. Он решил вызвать по телефону участкового диспетчера и узнать: где же все-таки паровоз? Пуховка не бог весть где находится, чтобы так долго ехать от нее. Перешагнул через рельсы главного пути и стал не человеком, а туманным призраком.

Рабочие почти не переговаривались. Кто стоял, опершись плечом о платформу, кто медленно бродил вдоль колеи, лениво переступая через шпалы. Алевтина подошла к позеленевшим от усталости и холода Петру и Дмитрию, заставила каждого расстегнуться, придавила их друг к другу. Вскоре они почувствовали тепло.

— А вы-то как? Вам тоже холодно? — спросил Дмитрий.

— Успею, наобжимаюсь, — горько покривились губы Алевтины. Она отвернулась от ребят. Ей почудился гул.

В это мгновение рядом с нею пронеслась черная разгоряченная масса паровоза, обдало ветром, снегом, запахом машинного масла.

«Не остановился!» — первое, что пришло в голову Алевтине. Потом увидела темное, вздрагивающее на концах шпал тело. «Господи!..» и вмиг сообразила — Тимофей! Секунду назад он стоял на этом месте.

Она еще не осознала, что делать, а из тумана уже неслось дикое, нечеловеческое:

— Носилки-и!..

Петр и Дмитрий бросились к Тимофею, стащили его на междупутье. У обоих заледенело внутри. Никого рядом, одна Алевтина. Она шевелила губами, пытаясь что-то сказать. Ее глаза в ужасе остановились на вздрагивающем ботинке Тимофея.

— А-а-а! — вдруг прорвалось у нее. Шагнула назад, попятилась, потом закрыла лицо руками и закачалась, перешагивая через рельсы в сторону перрона.

По редким крикам, по той скорости, с какой пронесся паровоз, по своему тревожному сердцебиению Карунный понял: беда! От дежурного по станции он бросился к бригаде. Едва спрыгнув с перрона, увидел Бородулина. Вместе они подняли на перрон живого, но без сознания человека, подложили ему под голову шапку оказавшегося рядом сержанта, дежурившего по станции.