Виктор Попов - Один выстрел во время войны

Во второй половине дня в пустом пакгаузе рядом с кладовкой царило оживление. Сюда притащили стол, табуретки, запахло керосином, — заправляли лампы, значит, готовились работать допоздна. Вскоре сюда пришла вся бригада, работавшая на разборе железнодорожной ветки, во главе с Карунным и Бородулиным.

Милиционер разрешил арестованным приблизиться к двери.

За столом сидел пожилой мужчина в затасканном осеннем пальто и старой шапке-ушанке серого цвета. Он буднично оглядел собравшихся.

— Карунный кто из вас? Начальник участка? — тусклым голосом спросил он, положив руку на чистый лист бумаги. Когда Карунный выдвинулся вперед, соболезнующе посмотрел ему в глаза, как бы заранее выражая сочувствие. — Суть дела известна. Скажите, пожалуйста, как это вся бригада оказалась в Сыромятном? Вы знали, что этого делать нельзя. Вы оголили узел, оставили без рабочих рук. А тут мало ли что могло случиться.

— Я распорядился, чтобы полнее использовать световой день… Это уже допрос?

— Пока что общее знакомство. Допрос будет вести следователь. А я готовлю материал для управления дороги… Допрос ведут по-другому, это вы еще узнаете.

— Мы виноваты! — взвился голос Дмитрия Даргина. — С нас все пошло, ясно? Мы с Петром Ковалевым остались ночевать в Сыромятном. Устали очень, поэтому и остались. А потом уж, глядя на нас…

— Ясно, молодой человек, благодарю. Как фамилия? Сейчас запишем…

Писал он медленно, и вся бригада следила за его дрожащей рукой, выводившей вензеля над каждой заглавной буквой.

— Еще, скажите, пожалуйста, товарищ Карунный, как стало возможным использовать неквалифицированного человека в качестве паровозного кочегара?

— Людей нет. Специалистов не хватает, а задание важное и срочное. Поэтому я и разрешил Уласову. Точнее, разрешил машинисту Самофалову взять кочегаром Уласова.

— Вот видите, — многозначительно поднял указательный палец представитель управления дороги. Было ясно, найдено еще одно упущение начальника строительно-восстановительного участка.

У входа в пакгауз появились три новых лица, среди них — лейтенант милиции. Жестко стуча коваными сапогами, они поднялись по каменным ступенькам и приблизились к столу.

— Следователь, — прошептал кто-то.

Сразу же был объявлен короткий перерыв, людям предложили выйти. Дежуривший у кладовки милиционер закрыл дверь и навесил замок. В ту же минуту Никита что было сил забарабанил по ней кулаками.

— Зачем заперли?! Мы не беглые… Отопри! Отопри же…

Следствие длилось четыре дня. Были придирчиво проверены документы, опрошены рабочие всей бригады, осмотрены уже безрельсовая железнодорожная ветка к сахарному заводу, станция Евстратово, вагон-общежитие.

Обвинительное заключение предъявили машинисту и его помощнику. В действиях Федора Васильевича состава преступления не было установлено, и его освободили из-под стражи, взяв подписку о невыезде из Раздельной. До суда. После суда — будет видно, все зависит от приговора…

Ивана Карповича и Никиту уводили в Никольское, в теперешний районный центр. Ни машины, ни лошадей не нашлось, поэтому пришлось добираться своим ходом. Их сопровождал милиционер, который до этого стоял у двери кладовки. Они торопливо прошли мимо разрушенного вокзала. У вагона-общежития их встретили рабочие с теплыми, на меху, рукавицами, со свежей, только что сваренной картошкой, с кульками черных, поджаренных на противнях подсолнечных семечек.

— Не подходить! — прикрикнул милиционер и тут же отвернулся от арестованных, прикуривая поднесенную кем-то папиросу «Беломорканал». Прикуривал долго и не хотел замечать, как в карманы Никиты и Ивана Карповича рабочие совали кто что хотел. Когда умолк прощальный гомон, он будто спохватился:

— Я кому говорю, не подходить!

Лишь Алевтина не послушалась повторного окрика.

— Пальцы береги! Слышишь? Какие раздроблены! Они дюжее других будут мерзнуть, подкладай тряпочку…

Никита вяло соглашался.

— Хватит, ну хватит же, — вполголоса бормотал милиционер и оглядывался.

За железнодорожной насыпью дорога петляла между кустов. Тут Алевтина остановилась, — дальше идти было бессмысленно.

Никита обнял жену и тут же оттолкнул.

— Не терзайся…

И она остановилась. Не махала рукою на прощание, а недвижно стояла на взгорке и смотрела, как на низких степных перевалах уменьшались и тускнели на сером снегу три мужские фигуры.

Самофалов не оглядывался. Сковал сердце одним словом «нельзя» и отрезал. Иначе бы не выдержал…

В Раздельную приехало железнодорожное начальство. Главным был высокий мужчина с одутловатыми щеками и густым трубным голосом — Гудков, начальник военно-восстановительной службы.

— Вы подвиг совершили, вот что скажу я вам. Поняли? Если б не машинист Самофалов… Все полетело к черту! — говорил он рабочим в вагоне-общежитии. — А теперь вот и Карунного снимаем. Он уже отстранен от работы. Да еще хорошо, если на этом дело кончится. В общем, Карунного у вас больше не будет.

— Куда ж его? — спросил Бородулин.

— Пока с нами уедет, там будет видно. Но руководящей должности он не получит, это уже точно. Теперь такая задача: кого взять начальником строительно-восстановительного участка? Со стороны — некого, может быть, среди вас кто подойдет для этой работы? Называйте. Вы своих людей лучше меня знаете.

Дмитрий нетерпеливо завозился, сидя на своей кровати.

— Уласов подойдет, Федор Васильевич.

— Это который? — осмотрел присутствующих Гудков. — А-а, кочегар… — и с укоризной обратился к Дмитрию: — Ты смеешься?

— Нет, не смеюсь! Он ни в чем не виноват… А человек он знаете какой? Он все сумеет, вы не ошибетесь…

— Перестань, не понимаешь, что ли, — поморщился Федор Васильевич.

— Не перестану!

Встал Петр, одернул на себе пиджак.

— Федор Васильевич для этого дела очень подходит. Грамотный. Он все умеет… Он военруком в школе был… Я не знаю законов, но не случайно же освободили его из-под ареста.

— Законов ты, может быть, в самом деле не знаешь, — подал голос Павловский. Он сидел в уголочке недалеко от обладателя трубного голоса, повернувшись спиною к бледному молчаливому Карунному. Белый полушубок Павловского был расстегнут, показывая ряд сверкавших пуговиц на форменном железнодорожном кителе. — А вот насчет ареста и вообще арестантских дел… тут уж тебя не проведешь.

— Да-а? — неожиданно протрубило начальство управления дороги и повернулось к Павловскому. — Поясните.

— Поясню, товарищ начальник службы, — с готовностью встал Павловский. Он уже парил под потолком над всеми присутствующими, белый полушубок раскрытыми полами был похож на чистые опущенные крылья. — Он вот, Ковалев, а с ним и Даргин, обоих судили. Не здесь, а в Луговом, откуда они к нам попали. Никто не знал об этом, да и кому это нужно, прямо говоря. И они молчали… Исполнительный лист выдал. Прислали к нам исполнительный лист… Потом уж все выяснилось, они сами рассказали. Заодно с ними был Федор Васильевич Уласов. Его не судили, это правда, а все же он был с ними заодно. За это его от работы в Луговом освободили. Он первым приехал сюда, а потом их перетянул, это одна компания. Не случайно в начальники выдвигают…