Анатолий Соболев - Штормовой пеленг

— Все в порядке. Давай крюк.

***

— Через десять минут нас выбросит на мель, — тихо произнес Вольнов и показал на линию эхолота.

Глубина стремительно падала. Чигринов уже отдал приказ приготовить шлюпки, спасательные плотики и надеть спасательпые жилеты. Но панику поднимать раньше времени не стоит. Он подумал, что сейчас чем-то похож на Щербаня — тот тоже не звал на помощь, надеясь справиться.

Оставались считанные минуты. Чигринов шел на риск, до последнего мгновения разрешая водолазу оставаться под водой. Теперь эти мгновения были выбраны.

— Поднять водолаза! — приказал он.

— Он просит еще три минуты, — доложил вахтенный штурман.

— У нас нет трех минут. Немедленпо поднять наверх!

В это мгновение «Посейдон» содрогнулся от подводного удара.

— Мель! — вскричал вахтенный штурман.

— Водолаза наверх! — высоким от напряжения голосом приказал Чигринов.

...Почувствовав удар, от которого содрогнулось судно, Григорий Семенович понял: «Посейдон» бьет о камни. Темнота стала еще гуще, значит, рядом дно, поднялся ил, песок. «Хорошо еще носом, а не кормой, — подумал старый водолаз. — Есть несколько минут в запасе».

— Выходите наверх! — закричал Шебалкин, и Григорий Семенович почувствовал, как потянули его за шланг-сигнал.

— Погоди, зацеплю, — задыхаясь от боли, сказал Григорий Семенович.

Он собрал последние силы, чтобы зацепить крюк за остатки трала на ступице винта. Крюк вдруг стал неимоверно тяжел, обрывал руки. Григорий Семенович едва удерживал его.

«Посейдон» опять вздрогнул всем корпусом, как от боли, и эта боль отдалась в груди старого водолаза. Он знал, что сейчас нельзя шевелиться, сейчас надо затаиться и переждать, пока утихнет боль, рассосется.

— Григорий Семенович, выходите! — испуганно кричал Шебалкин.

— Воздуху, — еле слышно попросил Григорий Семенович. И снова боль точно раскаленная стрела прожгла грудь, вонзилась в левую лопатку. И все же он зацепил крюк за кусок трала на ступице винта.

— Вира крюк! — прохрипел он.

Жестокая боль хлынула в него, как в пробоину...

— Водолаза подняли, — доложил вахтенный штурман.

Чигринов взял трубку телефона и сказал в машину:

— Юрий Михайлович, а ну крутните!

— Крутнем, — ответил старый мехапик.

Это был последний шанс.

Наступила минута тяжелого ожидания.

Старший механик пустил машину. За кормой послышался удар.

«Посейдон» вздрогнул и двинулся вперед.

— Лево на борт! — отдал приказание Чигринов.

— Есть лево на борт! — с радостной дрожью в голосе повторил рулевой.

— Ура-а! — закричали матросы на палубе.

— Ну разгильдяи! — ласково сказал боцман. — Кто из вас родился в рубашке?

— Я, конечно, маэстро, — хмыкнул Боболов. — Меня ждет загс. Приглашаю всех на свадьбу. А вы, маэстро, будете посаженым отцом.

Боцман радостно покрутил головой. Не-ет, с этими парнями не заскучаешь!

Чигринов велел старпому осмотреть судно и проверить на течь все отсеки.

— Вахтенный, курс на «Кайру»! — приказал капитан. Взяв трубку телефона, включил машинное отделение: — Юрий Михайлович, дайте аварийный ход!

Теперь он не даст им погибнуть, теперь у него развязаны руки. Еще полчаса, и «Посейдон» подойдет к «Кайре». Еще полчаса, и все кончится.

Чигринов взглянул на море. В тусклом рассвете оно еще ярилось, но сила была уже не та, злоба утихла. «Нам везет, подумал капитан. — Нам сильно везет». На миг он расслабился, почувствовал, как ноет от усталости все тело, но тут же взял себя в руки. «Нет, рано еще успокаиваться. Рано!»

***

Тьма сменилась рассветом. В каюте неясно, будто из тумана, проступали предметы.

Анну Сергеевну не переставал бить озноб.

— Они потеряли нас? — уже в который раз спросила она.

— Потерять не могут, — упрямо твердил Славка.

Он догадался, что с «Посейдоном» что-то случилось, иначе отец давно бы пришел на помощь.

Да, море оказалось совсем не таким, каким он представлял его на берегу. Славка вспомнил, как совсем недавно по-дурацки орал: «Мы в море родились — умрем на море», не вникая в смысл слов. И хотя отец не раз рассказывал, как тяжело бывает в шторм, как опасен океан, Славка только теперь понял, насколько опасна профессия его отца. «Кто в море не бывал — тот и горя не видал».

Лицо Анны Сергеевны неясно белело в серой мгле. Она тихо лежала, думая о чем-то своем, а когда опять спросила, что же не идет к ним «Посейдон», Славка снова ответил, что придут.

— Ты весь в отца, — произнесла Анна Сергеевна.

В слабом ее голосе Славка уловил такую нежность к отцу, что уже не находил в себе той ненависти и непримиримости, которую всегда испытывал к этой женщине.

Африканские маски все четче вырисовывались на переборках. Каюта была сильно накренена, но крен теперь пугал меньше, чем ночью. Славка вдруг обнаружил, что не слышит скрежета днища о камни — значит, сила волн ослабла.

— Вы слышите? — спросил он. — Тише стало.

Близкий гудок заставил ее поднять голову.

Славка вскочил и кинулся к иллюминатору.

— Идут! — закричал он. — Я говорил — придут! Я говорил!..

В серой водянистой мгле на палубу «Кайры» высаживались матросы во главе с капитаном Чигриновым.

— Закрепить буксир! — приказал он.

Матросы принялись заводить буксирный трос.

Чигринов крепко обнял выскочившего на палубу сына.

Славка на миг припал к груди отца.

— Ну-ну! — Чигрипов скупо потрепал его по волосам. — Возьми себя в руки!

Увидев, что отец оглядывается, Славка кивнул на капитанскую каюту:

— Там.

Матросы заводили буксир. Тяжелый трос таскал их за собою, вырывался из рук, люди скользили по мокрой палубе.

Ветер сек брызгами лицо, оставляя на губах соленый привкус. Наклонную палубу длинными языками лизала вода, топорщилась от порывов ветра белой щетиной, и казалось, что полчища белых ежей или еще каких-то зверьков, злобно взъерошив белые загривки, шли на приступ.

— Жив, орел-цыпленок! — Гайдабура стиснул Славку в могучих лапищах. — Я же говорил: есть в тебе моряцкая закваска!

— Вы все говорили наоборот, — уточнил Боболов. Он был бледен, бинт нща голове намок, но в глазах светилась обычная веселая насмешка. Он ободряюще хлопнул Славку по плечу.

На палубе полным ходом шли спасательные работы. Боцман опять покрикивал, приказывал, поторапливал. Матросы заводили пластырь под пробоину, весело соединяли толстые гофрированные секции, составляя длинный отсасывающий шланг. В трюм опустили заборники, на полную мощь заработала водоотливная помпа, и шланг ожил, зашевелился, как огромная змея, высасывая из трюма воду.

А на «Посейдоне» умирал Григорий Семепович Грибанов.

Когда с него стащили скафандр, он попросил, чтобы его уложили здесь, в посту, на сухих водолазных рубахах. Шебалкин свернул телогрейку и подложил ему под голову.