Анатолий Соболев - Штормовой пеленг

Григорий Семенович увидел испуганные лица водолазов и тихо сказал:

— Без паники, без паники...

Он лежал в забытьи, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы не стонать.

— Там... в аптечке... нитроглицерин... — проговорил он.

Шебалкин нашел стеклянную трубочку с белыми таблетками. Григорий Семенович положил маленькую сладковатую таблеточку под язык.

— Врача бы, — сказал Веригин.

— Врач на «Кайре». И капитан там, — прошептал бледный Шебалкин.

— Старпому надо сказать.

— Не отрывайте людей от дела, — едва слышно сказал Григорий Семенович. — Как там с «Кайрой»?

— Высадились, — ответил Веригин. — Капитан пошел туда.

— Вот и добро.

Говорить было трудно. Занемела вся левая половина груди. Отвечая на жалостливый взгляд Шебалкина, он сказал через силу:

— Ничего. Обойдется.

Но он знал, что на этот раз не обойдется. И не надо мешать другим исполнять свои обязанности.

Он то впадал в забытье, то приходил в сознание. Тяжесть давила грудь, как давит на большой глубине вода, когда в скафандре нет воздуха. Задыхаясь, он крикнул: «Дайте воздуху!» Но никто не услышал его крика — он лишь беззвучно пошевелил губами.

«Кайра» была взята на буксир, пробоина заделана, и теперь можно было отдохнуть, выпить чаю и, если удастся, то и вздремнуть.

Из каюты Чигринова вышел капитан Щербань, чтобы переправиться к себе на «Кайру». «Хочу до порта дойти на своем судне, — сказал он. — Пока... на своем». — «Иди, — согласился Чигрипов. — Я прикажу переправить тебя». Простились они сухо.

Чигринов позвонил буфетчику:

— Принесите чаю. Покрепче и погорячее.

Болела голова от бессонницы, от напряжения, от пережитого, от всего, что обрушилось на него в эту ночь. Чигринов вспомнил Анну. Когда он увидел ее на «Кайре», обессиленную, измученную, у него сжалось сердце. «Если бы ты знал, что мы тут пережили! Если бы ты только знал!» — шептала она, и слезы текли по ее почерневшим щекам. «Вас было здесь двое, дорогих мне людей», — сказал он. «Надо, чтобы вы не стыдились друг друга», — сказала она. Тогда ему некогда было вникать в смысл ее слов, надо было спасать «Кайру». Но теперь, восстанавливая в памяти разговор, он вдруг попял, что слова эти сказаны неспроста. Почему она так сказала?

Вошел Вольнов. Он был бледен и переминался у двери.

— У нас на борту... У нас на борту... мертвый.

— Что-о? — Чигринов не узнал своего голоса. — Кто?

— Григорий Семенович.

...Матросы скорбно стояли возле водолазного поста. Они молча расступились, пропуская капитана. Шагнув в дверь, Чигринов встретился с глазами Анны.

— Константин Николаевич, — распорядился он, — сообщите на берег о смерти Грибанова.

— Есть, — тихо ответил старпом.

Чигринов осторожно накрыл тело друга одеялом. Как плащ-палаткой.

— Уйдите, — попросил он.

Его оставили возле друга одного.

Чигринову вспоминался не пожилой, грузный водолаз, который теперь неподвижно лежал под серым байковым одеялом, а молодой отчаянный разведчик Гришка Грибанов. Сколько раз слышали они приказ: «Награды и документы сдать! Получить НЗ! Задача такая-то». И уходили в разведку. Сколько раз попадали в сложнейшие ситуации и выбирались живыми, когда, казалось, выхода уже нет...

В водолазный пост вошел старпом.

— Алексей Петрович, вас просит в рубку капитан «Кайры».

— Что ему? — недовольно спросил Чигринов.

— Просит.

Выходя из поста, Чигринов наткнулся на Славку. Он стоял возле двери водолазного помещения.

— Ты что?

— Так, — смущепно ответил Славка, прикрываясь от ветра воротником бушлата.

Но отец все понял.

— Иди отдыхай, — сказал он. — Потом поговорим.

Ветер был еще сильный. Низкое пепельное небо неслось, моросило мелкими каплями. Было мокро, неуютно. Поднимаясь в рубку по наружному трапу, Чигринов увидел на горизонте приплюснутую мутно-серую полоску берега, а над ней чистый голубой клочок неба. Часа через три они притащат «Кайру» к входу в канал. Там надо будет укоротить буксирный трос, чтобы «Кайра» не рыскала за кормой. Идти по каналу с ней будет трудно.

Чигринов вошел в рубку, взял трубку радиотелефона.

— Воду откачали, — раздался голос Щербаня. — Могу идти самостоятельным ходом. Примите буксир.

Чигринову было понятно желание Щербаня прийти в порт самостоятельно.

— Принять буксир! — приказал он вахтенному штурману.

Чигринов увидел Славку, который вместе с матросами боцманской команды принимал буксир с «Кайры». Мысленно Чигринов похвалил сына. Не ушел на отдых, не спрятался от работы, хотя никто бы его и не осудил после всего перенесенного им за ночь.

— Константин Николаевич, — сказал Чигринов старпому. — Когда примете с «Кайры» буксир, зайдите ко мне в каюту.

Чигринов спустился к себе.

Он знал, что ждет его на берегу. Несколько лет назад он сам сменил капитана «Посейдона», которого сняли с корабля, обвинив в нарушении техники безопасности. Капитан спас людей и судно, но потерял двух своих матросов. Но ведь работа спасателя — сплошной риск!

«Да, — говорил себе Чигринов, — спускать водолаза под воду я не имел права. Но какие небесные силы спасли бы «Посейдон», а затем и «Кайру»? Гриша все понимал. Понимал, на что шел».

Чигринов курил сигарету за сигаретой.

Комиссию по расследованию возглавит, конечно, Иванников.

В дверь постучали.

— Да, да, — откликнулся Чигринов.

Вошел Вольнов. Он был бледен, с усталой чернотой под глазами, но тщательно выбрит, подтянут и готов к действию. И это сразу отметил Чигринов и остался доволен своим старпомом.

— Константин Николаевич, я вызвал вас, чтобы спросить — готовы ли вы принять судно? — сухо произнес Чигринов.

Старпом с понимающим сожалением смотрел на Чигринова. Лицо капитана осунулось, почернело, на впалых щеках глубоко прорубились морщины. Перед ним стоял седой, постаревший за ночь человек.

— Что вы молчите? Готовы или нет? — нетерпеливо переспросил Чигринов.

— Надеюсь, что до этого не дойдет.

— Дойдет... Так как?

— Я готов принять судно, — ответил Вольнов, и это понравилось Чигринову. Хорошо, что старпом не проявляет излишней щепетильности, не ударяется в ложную скромность.

— Я не сомневался в этом, — ободряюще улыбнулся Чигринов. — В управлении буду отстаивать вашу кандидатуру. Лучшей не вижу.

— Благодарю, — сдержанным кивком поблагодарил Вольнов.

— Но я должен высказать вам свое замечание, — голос Чигринова снова стал жестким. — Бросив «Кайру», сделав поспешный вывод, что судно нельзя спасти, вы допустили безграмотность спасателя. Простите за высокий штиль, но спасатель борется до конца, вкладывая в спасение все свое умение, мужество и решимость. И главное — там оставались люди. Это непростительно, Константин Николаевич. Пусть случай с «Кайрой» будет вам памятным уроком.