Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

Ксеня с Настёной стол приготовили. Горницу молодая хозяйка еще с первого дня выскребла-вычистила, ни пылинки в доме при свежем воздухе и открытых окнах. Не было у них гарнитуров и буфетов, один телевизор в углу да кровать с диваном, но теплая, залитая светом пятистенка и без того была дивно хороша. А тут еще такой богатый стол, какой мужику в недавнее время и не снился…

Быстро собрались лужковские, беседа пошла при взаимном удовольствии; сиди, чаёк попивай и гуторь о чем хочешь. Только мужички скоро встали, извинились: уборка! — и оставили гостевание на Ленушку, которая рядом с матерью уже достаточно осмелела.

Еще раз, теперь в окно, посмотрела Матрена Павловна на Митю и Веню, на «молодых соколиков», как прозвала она их сразу же, и с облегчением вздохнула. Куда и страхи подевались, ведь ехала и дрожала: вдруг какой прощелыга залетный с белыми ручками да с бутылкой за пазухой?.. Ну, слава богу, сказала себе и посмотрела с надеждой на передний угол, пустой угол, и помолилась про себя.

Они сидели да толковали о превратностях крестьянской судьбы, а на хоздворе уже гремели моторы. Дважды распахнулась вода Глазомойки под колесами самоходок. Два комбайна, красный и синенький, прошли краем луга на четвертое поле, где дожидалась людей похилившаяся от дождей, желтая, как осенний клен, частая рожь.

С неба не капало уже часа три. И слабый ветерок натаскивало с востока. Но все на земле по-прежнему было мокрое. И на ржаном поле, подпираемом от земли наглой зеленью, только верхний слой, который хлебный, из колосьев, маленько обсушился. И колосья благодарно приподнялись, будто спину распрямили после неудобного склонения под тяжестью дождевой воды.

Тогда Митя и высказал свое, с мальчишеских лет выношенное, десять раз проверенное знание, когда ходил он, еще с отцом, на стареньком «Коммунаре» по этим вот полям:

— У нас лучше получится, если хедер подпустить точно меж зеленью и массой колосьев. Чтобы поменьше стричь зеленую массу, зато брать все зерно. Веня, это трудно. Ты становись рядом со мной и приглядись. Круг-другой пройдем вместе. Если на этот раз получится, как выходило у моего папаши, а потом и у меня, то мы перехитрим погоду.

— А солома?

— Пускай себе стоит на поле вместе с травой! Копнители мы отцепим, чтобы легче по мокрой земле ходить. Будем брать только зерно. Обмолоченный колос и солому рядком высыпем на высокую стерню. Ее вместе с травой мы завсегда успеем скосить и пристроить на корм. Тем же луговым комбайном. Иначе зерна нам при такой погоде не видать.

Митя высказал ту самую крестьянскую смекалку, что вырабатывалась в русском крестьянине веками. В трудном для земледелия районе на Руси, при слабых почвах и неустойчивой погоде только чуткое предвидение да разумное использование едва приметных тонкостей в сельском деле позволяли настоящему крестьянину уходить от бедствий, оставаться в постоянном единстве с природой, которую он уважал и не стремился побеждать. Ни к чему это. Да и невозможно. Такое разумение подчас касалось одного только поля, одной культуры и не всегда могло быть использовано в другом месте. Взять это ржаное… Через неделю осот, сурепка и молочай догонят по росту саму рожь, запутают, перемешаются с колосьями, и тогда уже ничто не спасет выращенного великим трудом хорошего урожая. Уполовинится он в зеленой массе…

Для рискованного этого шага Митя обеспечил тылы. Не будь у них тока с крышей и новой сушилки около тока, где уже попробовали подсушивать первое очень влажное зерно, взятое комбайнами при обкосе поля, он еще не раз бы подумал, стоит ли начинать сегодня уборку. Ведь такое зерно да с примесью сочной зелени и одни сутки держать в кучах опасно: загорится. Но сушилку опробовали, работала неплохо, так что все зерно, какое они намолотят до ночи, за ночь же будет просушено и очищено.

На этот день Митя запросил для отвоза зерна только одну автомашину. Она пришла, но за комбайнами не сразу потянулась. Пока там настроятся да пока пройдут первый круг… Шофер болтался около тока, подметенного, чистого, как пол в хорошем доме. Дед Силантий с лицом строгого коменданта то брался за метлу и сметал невидимый сор, то перекладывал горку мешков и завязок, то вразумлял машиниста-наладчика из «Сельхозтехники», у которого все что-нибудь, не получалось.

— Помни, Степка, поначалу у нас пойдет семенное зерно. С им ухо востро! Недосушить нельзя. Пересушить, обратно же, на погибель. Всхожесть исчезает. Следи за прибором в оба, потому как семена дорогие, «харьковские» называются.

— Что это мы с Украины везем? Своих уже нет?

— Не везем, непонятная твоя голова! Сорт с таким названием, его мы много лет сеем и собираем урожай. Разводят под Москвой, и дадено нам как передовому хозяйству на предмет окончательного разведения.

Сушилка работала на тихом ходу, из ее утробы выкатывалась струя сухого, горячего на ощупь воздуха.

С поля вдруг прилетел тонкий голосок сирены. Шофера так и подбросило. Он сиганул в кабину, дал газу, прошел тараном через воду, но на той стороне забуксовал. Взвыл мотор, из-под колес полетели ошметки грязи. Вырвался и уже на первой скорости пошел берегом Звани к зовущему комбайну. Второй еще стоял.

Привычно и метко подрулив под шнек, шофер с любопытством вытянулся с подножки кабины. Ну, вывалят сейчас зеленую кашу!..

К его удивлению, в кузов полилось довольно чистое зерно. Оно не шелестело приятной для уха сухостью, как бывает в настоящее лето. Но зелени среди зерна угадывалось ее так уж много. И только внимательно посмотрев на высокую, до колесных осей, стерню с такой же высокой травой, парень понял хитроумного Митю. Тот уже озабоченно выключил шнек, уселся и тронулся дальше, а шофер спрыгнул с подножки и пошел следом, как раз по буроватой и редкой полосе обмолоченной соломы. Она лежала с половой поверх стерни.

В этой стерне кое-где оставались колосья, те, что слишком уж прилегли к земле. Потери, конечно. И наблюдательный парень понял: комбайнер пошел на потери сознательно. Лучше потерять два-три центнера на гектаре и взять двадцать чистого зерна, чем смешать все двадцать три в хлипкую кашу, которую комбайн не промолотит, а сушилка не просушит. Понял и тут же хмыкнул: поймет ли такой ход начальство?..

Вернувшись на ток и поставив самосвал, как приказывал механик — против ковшей погрузчика, шофер глянул в сторону Лужков. С бугра спускалось несколько женщин, все одетые по-рабочему, оживленно веселые. На ток, работать.

Загудел подъемник, зерно тяжелым ворохом вывалилось на пол. Не дожидаясь зовущего голоса сирены, водитель поехал к комбайну. Еще издали увидел: на делянку потянулся и второй комбайн. Теперь будет ему работы…