Вячеслав Пальман - Девять хат окнами на Глазомойку

Они стояли на бугре, немного сойдя с лужковской улицы. Лианы Бориса Силантьевича на бревенчатых стенах уже поникли. Зато в палисадниках раскрылись белые и сиреневые астры, а кое-где и солнечной желтизны пушистые жарки — последнее напоминание о прошедшем лете. Против дома Савиных Катенька с Борисом и Глебом по очереди качались на качелях и звонко смеялись. От дома Настёны доносились резкие бабьи голоса: вся женская артель сообща убирала на огородах картошку.

— В тех домах живут? — Глебов кивнул на последние два дома, без цветов под окнами.

— Один пустой, — ответил Савин. — А в соседнем поселились Митина теща с младшенькой дочкой. Перебрались из костромской своей деревни. Подумали с Митей: чего им тесниться всем в одной хате, когда есть свободный дом? По согласию, значит. В колхоз их приняли, в звено зачислили, крестьянка работящая, умелая. Корову себе подыскивает. И дочка славная, скоро невеста подрастет, вот и новая семья в Лужках появится.

Михаил Иларионович говорил об этих житейских новостях не без удовольствия. Живут Лужки. И много добра в этом году дадут обществу. Словом, производительный цех колхоза.

Они увидели, как пришел на хоздвор посевной агрегат Зайцева. Значит, сев он закончил. И пошли вниз, чтобы поговорить с ним.

— Поздравить тебя можно, главный мастер. — Глебов крепко пожал руку. — Все посеяно?

— Семьдесят гектаров против тридцати пяти нынешних, — спокойно сказал Митя. — Почти сорок — в Поповке. С этого года там наш филиал. Михаил Иларионовича слово.

— А жителей на филиале все нет!

— Сейчас-то есть. Архип целую неделю живет, готовится и зиму побыть там. Наезжать надо. Огороды пашет и разделывает, края полей от кустов очищает плугом. Большое у него желание восстановить отцовское гнездо! Наверное, правильно делает.

Зайцев посмотрел на часы и вдруг сказал:

— Знаете что? Время к обеду. Пойдемте к нам. — И смущенно добавил: — С женой познакомлю. Вы же сватом были…

— Да! Я ведь и не поздравил вас. Очень рад! Желаю вам обоим счастья и согласия. И скорого прибавления семейства!

— Вы пока тут походите и посмотрите, а я быстренько. Предупредить Ленушку надо.

И скоро-скоро пошел к дому, хлопая голенищами резиновых сапог.

— Его молодая тоже работает? — спросил Глебов.

— Непременно, — ответил Дьяконов. — При таком-то муже… Уже за машины хватается, равенство добывает. Молодость! Я думаю, Аркадий Сергеевич, что такие вот семьи с работящим народом и будут середкой для всех безнарядных звеньев по малым деревням, где есть пашня. Конечно, не городские пенсионеры, которым газеты уже пророчат жить в пустых деревнях и распоряжаться нашей землей, как им сила позволит. Пустые разговоры. Земля — только крестьянам! Мы не собираемся раздавать землю людям со стороны. Даже заводам не отдадим. Это не дело — рассовывать капитал туда-сюда. Конечно, и завод с фабрикой может иметь свое хозяйство, только землю они пускай находят и облагораживают из неудобий, а не нашу готовенькую пристраивают. Земля должна быть у настоящих земледельцев, у колхозов-совхозов, у тех, кто ее обрабатывает, это еще Ленин говорил. Рано или поздно вернутся некоторые из наших механизаторов, кто сбежал во всякие городские тресты и прочее. А не вернутся эти, так из школьников, из пэтэушников отберем толковых, обучим, как обучили вот Васю Тимохина. Новое поколение земледельцев. Им и обживать землю. Правда, забота это большая, прежде всего дороги нужны. Вот на ту же Поповку. И дома новые потребуются. Хранилища для семян, навесы, особливо для картошки…

— Да, картошка, — подхватил Савин. — Она даст нам жару!

Митя вернулся быстро. Успел умыться и переодеться. И с ходу сказал:

— Пока там приготовят, давайте сбегаем на вашей машине, посмотрим картофельное поле. Есть проблема…

Через десять минут газик стоял у кромки побуревшего поля.

Рослая, жирная ботва почти вся лежала, лист наполовину потемнел, и эта темно-бурая шуба на земле, перепутанная и густая, как шерсть на мериносе, выглядела столь мощно и неприступно, что один вид ее внушал уважение: экая могучая!

Митя вошел в рядок, сапогами раздвинул ботву на две стороны и, захватив обеими руками толстые стебли, с трудом выдернул куст. Отряхнув землю, снял клубни, выбрал из ямки оторвавшиеся картофелины и сложил кучкой. Получилось одиннадцать, пять крупных и налитых, остальные помельче. Потянуло свежестью потревоженной земли, горечью паслена.

— Вот она, проблема, — Савин посмотрел на Митю. — Докладывай, хозяин.

— Вчера мы замер сделали, ну, в общем, посчитали кусты. Пятьдесят две тысячи на гектаре. Округлили: пятьдесят. Взвесили два раза по десять гнезд. Получается восемьсот граммов с куста.

И умолк. Пусть сами прикинут.

— Это что же получается, мужики? Четыреста центнеров на гектаре? — Глебов, еще не веря себе, поочередно посмотрел на каждого из своих спутников.

— А у нас здесь тридцать гектаров, — напомнил Савин. — Одна тысяча двести тонн клубней в земле. Из них пойдет в бурты на семена сто двадцать тонн, столько же мелочи для скотины, а около тысячи тонн вывозить надо, Аркадий Сергеевич. По расчетам, на уборку одного такого гектара требуется пятнадцать — семнадцать человек. При комбайне. А если копалкой, то около тридцати. Срок — двадцать дней. Значит, надо полста рабочих ежедневно, не меньше тысячи сеток или мешков, чтобы отгружать за день по десять полномерных машин.

— Ну, дал ты всем заботушки, Митя, — вздохнул Дьяконов.

— Это приятные заботы, Сергей Иванович, — отозвался Глебов. — Считайте, что вам повезло. Мы уже договорились о рабочих. К вам приедут из области двадцать человек с механического завода, ихний ОРС забирает для своего коллектива триста тонн. Потом будут ученики восьмого СПТУ, тоже двадцать. С минзагом я договорился. Так что половина забот снимается.

— Всего триста тонн? — Митя был недоволен.

— Я ведь не знал, какой урожай вы подбросите, рассчитывал на плановый. А вы вон что! По четыреста. А если и в других звеньях?

— Там по двадцать — по двадцать две тонны, уже подсчитано, — ответил Савин. — У нас всего одно хранилище на двести тонн. Где хранить остальное? Можно, конечно, в буртах, но это большие отходы. Жалко урожай портить. К тому говорю, что нам строить и строить! В городах — само собой. Но по деревням больше, чем в городах. И не примитивные, а по современным проектам. Тогда всю зиму можно спокойно возить продукцию потребителю. Свежие продукты. Не порченые. Не побитые. Зимой у нас есть кому перебирать и сортировать, без привлечения кандидатов наук и городских служащих. А то ведь как: нет урожая — плачемся. Есть урожай — опять в слезы, когда пропадает на глазах. Понимаю, сегодня главные силы надо отдать земле, привести пашню в порядок, чтобы родила без особой оглядки на погоду. Но думать и о том времени, когда земля в силу войдет, станет родить полной мерой, а у нас не окажется ни складов, ни хранилищ, ни дорог для вывозки. В силу земля входит быстро, если у ней хозяин появляется.