Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Анфиса, я с тобой по-хорошему хотел поговорить; а погорячился.

— Ну говори. Скажи, что тебе Бугор еще насоветовал? Слушаешь ты его, боишься. Разве он человек?

— А кто же?

— Нет, не человек. Позорит это звание. Он мог бы украсть наши хлебные карточки. Бугру скажи, ненавижу я его! Человек — это звучит гордо! Горький так сказал! Ты слышал?

— Нет… а слова правильные, — Цыпленков задумчиво замолчал. — А я так думаю, человеком быть трудно. Отвечать за все надо. Я Маргариту вспомнил. Прозвали ее Королевой, а за что? Какая она королева! Просто баба. Жизнь у нее трудная, с заковырками. Одним словом, тысяча и одна ночь. Рано вышла замуж, муж умер, потом сына похоронила. Вышла второй раз замуж. Пьяница ей попался на горе. Ушла она от него. Разобрался я — хорошая она. Это не всем дано понять! А мне она открылась. — Лешка задумчиво улыбнулся, вспомнив что-то радостное. Неожиданно повернулся ко мне и спросил, как будто ничего не произошло: — На обед что сварганила? А?

— Обеда не будет. Больше я вам не повариха… Сами варите… Я встану на канаву. Вы о рубчиках думаете, я тоже не рыжая. Тоже заработать надо. Я не крестница-нахлебница.

Мы молча дошли до лагеря. Лешка Цыпленков украдкой поглядывал на меня, все еще надеясь, что я смягчусь, зайду на кухню, займусь примусом. В палатке я достала из ящика банку тушенки, взяла горсть черных сухарей, насыпала в карман колотого сахару.

— Грызи сухари, Цыпленок, — сказала я твердо и направилась к своей палатке. — Вот тебе и весь обед.

Есть мне не хотелось. Залезла в спальный мешок и с наслаждением вытянулась. Но сон не шел: мучила совесть. Первый раз я оставила ребят без обеда. Загремела галька, раздались тяжелые шаги около палатки.

— Чудит ведьма! — услышала голос Аверьяна Гущина.

— А сама она обедала? — хрипловатый бас принадлежал Володьке Свистунову.

— Нет.

— Ты уговорил бы ее.

— Пробовал, — сокрушенно вздохнул Лешка Цыпленков.

— Взял бы сам что-нибудь наколдовал, — зло сказал Бугор. — Жрать хочется.

— Становись — сам вари! — огрызнулся Леха.

— Цыпленок, ты что-то разговорился. Придется, пожалуй, тебе объяснить: человек я нервный и относиться ко мне надо с уважением.

— К тебе, Бугор?

— Да.

— Ты на человека непохож. Слышал слова Горького о человеке?

— А я кто, по-твоему? Не человек? Хочешь, я из тебя черепаху сделаю? В один момент!

— Слабо!

— Посмотрим.

— А ну, пойдем поговорим! Не люблю свидетелей.

Парни ушли, и я не узнала, чем кончился их спор.

— Эй, работнички, вставайте! — громко закричала я утром, подходя к большой палатке. Но никто не отозвался. Я заглянула в палатку: там никого не было. Поняла, что давно ушли на работу. Я взяла лом и лопату и направилась к своей канаве. Надо доказать, что я умею работать.

С реки рваными клочьями подымался туман и полз по камням, шаркал и царапал их. Большая черная туча закрыла солнце, и сразу потемнело. От Главного и раскатанных по тундре камней потянуло холодом.

Растертая правая нога болела, каждый шаг давался с трудом. Не один раз я останавливалась и отдыхала. Цыпленков посоветовал привязать к пятке подорожник. Я не знала, рос ли он в тундре, но на всякий случай старательно искала его среди куропачьей травы, камнеломок и густых веников пушицы.

Все мои мысли заняла канава. Я обдумывала предстоящую работу. Верила, что сумею с ней справиться. Представила себе, что канавы приехал принимать Александр Савельевич. Рядом с ним геологи — Сергей, Боб Большой, Боб Маленький и Президент. Все довольны моей работой, хвалят. Нет сомнения, что нам удалось открыть большое месторождение халькопирита…

Мои мысли прервал дождь. Он начался внезапно, сбиваемый в сторону порывами ветра.

Дождь я встретила радостно: он избавлял от комаров. Наверное, из-за больной ноги дорога до канавы показалась в сто километров. Я часто останавливалась, отыскивала приметные знаки и камни. Канава задана на первом маршруте Александра Савельевича. Тогда он много мне рассказывал о работе геолога. Оживали перегибы пород, отложения объясняли историю Земли. «Помимо кварца и кварцита, отмечаются обломки плагиоклазов, основных эффузитов и кварцито-серацитовых сланцев», — вспомнила я его объяснение. Названия минералов запомнились своим необычным созвучием.

Сергей совершенно другой. Малоразговорчивый. Во время работы он никогда не заводил разговор, а лишь отвечал на вопросы. Жадно оглядывал каждую вершину хребтов, словно хотел их вобрать в себя. Маршрут ему постоянно казался маленьким, а отпущенное на работу время слишком коротким. Если бы не было приказа возвращаться в лагерь к восьми часам вечера, он оставался бы в горах до утра.

Почему я вспомнила о геологах? Они увлекли меня своей одержимостью. Верю, что так и надо жить. Боб Большой и Боб Маленький по-прежнему притаскивали больше всех камней, и у них «почти коллекция минералогического музея». По-своему интересен и задумчивый, сосредоточенный Президент!

На последнем разборе в камералке Александр Савельевич особенно похваливал Президента, подчеркивая широту его знаний. Я едва сдержалась, чтобы не заспорить с начальником партии. Сергей — самый талантливый геолог, самый пытливый и вдумчивый. Может быть, я бы не переспорила Александра Савельевича, но верю в Сергея, верю, Да зачем доказывать, когда чувствую сердцем!

Не поднял бы меня Александр Савельевич на смех. Выслушал бы, прищурил свои все понимающие глаза. «Влюбилась!» — «Нет, я прошла с Сергеем по маршруту, видела его в работе!» — «По работе правильно судишь!» — ответил бы наверное, он мне.

— Здравствуй, горушка! — громко сказала я, подходя вплотную к Главному. Надо чувствовать себя настоящим хозяином, чтобы так просто обращаться к горам, как позволял себе Александр Савельевич.

Подыматься вверх по мокрым камням всегда трудно. А я выбрала дорогу не самую лучшую: камни затканы мхом, под ногами языки снега и льда. Выглянула макушка солнца. Капли дождя засверкали и заискрились стеклянными блестками. Солнце обрадовало, принесло тепло.

Добралась до канавы. Вбитый железный лом помог ее найти. Канава на склоне горы должна перерезать складку. Помню размеры: ширина два метра, длина — пять. Достала из рюкзака рулетку. Желтая лента с цифрами заскользила змейкой, а я с нетерпением все ждала появления заветной цифры. На таких же точно канавах стояли ребята. Сколько надо прокопать ее в длину и ширину? Почему не поинтересовалась, сама не пойму? Теперь надо работать одной. Вспомнила присказку Бугра: «Греби больше, кидай дальше!». В самом деле — Бугор! Кличка больше подходит к нему, чем имя Владимир.

Мне придется самой долбить мерзлую землю и выкидывать грунт. Справлюсь ли? Расхрабрилась и ударила ломом. Острая сталь высекла красную искру. Тут же вылетела вторая, сгорая на лету, а за ней третья. Я упорно стучала ломом, пока не отколола маленький кусочек гранита. Отступила на шаг и нашла кусок земли, заросший травой. Попробовала вонзить лопату. Вывернутый ком — плодородный слой, тонкий, как лист бумаги, в нем переплелись корни трав. Ниже — лед с впаянной мелкой щебенкой. Снова я сменила лопату на лом. Ожесточенно била по мерзлой земле, камням и льду.